Читаем Катастрофа. Бунин. Роковые годы полностью

Катастрофа. Бунин. Роковые годы

Однажды, спустя год или два, я куда-то опаздывал, выскочил на улицу Моцарта и прямо-таки налетел на женщину, одетую в глубокий траур. Она молча взглянула на меня крупными серыми и до боли знакомыми глазами. У меня внутри что-то дрогнуло. Я остолбенело взглянул на ее красивое бледное лицо, застывшее словно в смертельном отчаянии, и тут же вспомнил — это та самая незнакомка, которую встречал я у Дюпона!

Она, даже, кажется, не услыхав моих извинений, заспешила прочь.

Какая трагедия произошла? Эту женщину я видел прежде такой счастливой и беззаботной. Что заставило ее облечься в траурные одежды? Никогда мне этого уже не узнать.

Все это с необыкновенной остротой я припомнил совсем недавно, когда, отпраздновав мой день рождения, я долго не мог уснуть. Я легко представил себе сцену их первой встречи, по-молодому вспыхнувшей любви, согревшей их души, столько видевшие и перенесшие и уже не рассчитывавшие на счастье. Но вот внезапно умирает ее друг, бывший генерал. И она вновь остается в одиночестве, в пустой квартире чужого города, среди равнодушных и чужих людей. И теперь она знает точно, что уже больше никогда не видеть ей ни любви, ни счастья.

Рассказ я написал в один присест. Так и появился «В Париже».

…Небо давно потемнело, облака закрыли тучи. Начался мелкий холодный дождь — осень торопилась навстречу зиме. Где-то совсем рядом, в ночной мгле, шумел горный ручей.

Он остановился, глубоко вдохнул сырой, напоенный осенней сырой прелью воздух. Снизу, из долины, медленно поднимался, сгущаясь вдали, белый молочный пар. Протяжно ревели коровы, трогательно и жалко детский голос выводил старинную французскую песенку, хлопали двери и ставни. Хозяева этих древних лачуг лениво перекрикивались, готовясь отойти к раннему провинциальному сну. Темнота внизу, среди этих древних камней, все более набирала силу, и в маленьких окошках то и дело зажигались розовые и желтые огни.

— Вот эта горная дикость все переживет, — задумчиво проговорил Бунин. — Как стояла она недвижимо тысячу лет назад, так и будет стоять твердо, нерушимо, с этим белесым туманом, со звоном колокольцев овечьего стада, с торопливым ручьем, неиссякаемо бегущим вниз по отшлифованным столетиями белым камням…

3

Зима пришла нерадостная, скучная, холодная, голодная.

Продукты стоили дорого, гонораров ждать было неоткуда.

Бунин писал в Америку — просил устроить хоть какую-нибудь помощь. Ответные письма были — от Алданова, Цетлиных, писателя Гребенщикова. Помощи не было.

Перебивались мерзлой картошкой да бобами.

Приемник «Дюкрете» хорошо принимал Москву и Лондон. Красная столица передавала красивые патриотические песни о родине, о партии, о Ленине и Сталине.

Слова некоторых песен усваивались, кажется, наизусть. Вот и теперь, едва раздались знакомые аккорды вступления, Бунин весело крикнул:

— Леня, запевайте! Вместе со всем честным советским народом.

Зуров дурашливым голосом подтянул эфирному солисту:

От края до края, по горным вершинам,

Где вольный орел совершает полет,

О Сталине мудром, родном и любимом

Прекрасную песню слагает народ…

Бунин властным жестом опытного хормейстера оборвал певца:

— Что это вы себе, Леня, позволяете? «О Сталине мудром» у вас по интонации звучит не совсем чисто, вы верхнюю сексту не достали. Впрочем, вам медведь на ухо наступил, а моему музыкальному слуху сам Шаляпин удивлялся. Выпив вина, мы любили попеть.

Покрутив ручку настройки, Бунин поймал волну Лондона. Русский диктор торопливо и гневно произносил:

«Англия и Франция предпринимали титанические усилия, пытаясь заключить с СССР антигитлеровский союз. Сталин преступно игнорировал эти попытки, делая свою ставку на Гитлера. Ему многое симпатично в фашистском лидере. И в первую очередь — его антисемитизм. Апофеозом этого альянса стал пакт Молотова — Риббентропа. Этот пакт возмутил весь мир. Его осудили даже Муссолини, Салазар и генерал Франко. Они заявили: „Большевики не могут быть союзниками в деле защиты христианской цивилизации“. Подписав пакт, Германия не отбросила антикоммунистических целей. Только слепец не видит, как Гитлер готовит нападение на СССР…»

Бунин враз приуныл, горько выдохнул:

— Если бы фюрер был врагом только коммунистов! Боюсь, что он враг всего русского.

— А что делать, если против большевиков у нас нет других союзников? — дернул подбородком Зуров.

Бунин ничего не ответил. Лишь после долгой паузы сказал непонятное:

— Каждый должен сделать свой выбор. И то, что нам сейчас кажется невероятным и трудным, может оказаться единственно верным.

Эти слова никто не уразумел.