Возможно, именно для таких неспособных ощутить ценность настоящего момента и были придуманы медитации, или «минутка осознанности». Мне вот, например, о них регулярно, но безрезультатно напоминают мои часы. Но часы ведь не понимают, что медитация – это не для нас, рожденных зорко смотреть вперед, а для расслабленных, способных отвлечься от этого мира и верящих в то, что жизнь в скором будущем не предложит им никаких неприятных неожиданностей.
Тревожный человек не будет чувствовать себя довольным и расслабленным только потому, что прямо сейчас все хорошо. Непредсказуемое (и в его сознании всегда в той или иной степени катастрофичное) будущее может наступить в любой момент, поэтому не стоит терять бдительность и наслаждаться моментом благополучия. Лучше заранее начать переживать и планировать предстоящие операции по спасению или профилактике.
К сожалению, тревожный человек не только себя самого лишает удовольствия в моменте – он еще и бессознательно разрушает ощущение благополучия у рядом живущих. Тревожный родитель в той или иной степени будет лишать своего ребенка детства, основа которого состоит в переживании простых радостей. Ребенку может быть хорошо в каждом моменте, если он в безопасности и занят чем-то увлекательным. Но родителю, видящему в будущей жизни ребенка столько страшных сложностей, детская беспечность кажется чем-то непозволительным, и потому фразы, способные разрушить любую радость и безмятежность, сыпятся, как из рога изобилия: «надень шапку, а то заболеешь»; «не лезь на горку, а то расшибешься»; «делай уроки, а то станешь дворником»; «не дружи с ребятами, а то плохому научат»; «не ходи один, а то нападет маньяк»; «не женись на провинциалке, а то отберет у тебя квартиру».
Сложность состоит в том, что родители не рассказывают, как приспособиться к настоящему, а под предлогом заботы
В прошлом чуть ли не единственная воспитательная интервенция, которую многие советские родители считали необходимой, – предостережение своего дитяти от вероятных будущих потрясений. А некоторые так и сообщали детсадовцам: «Жизнь – трудная штука, вырастешь – узнаешь». Что при этом должен был подумать и понять пятилетний ребенок – неизвестно. Благо, что дети в этом возрасте обычно пропускают глубокие воспитательные сентенции мимо ушей.
К сожалению, такие родители ни за что не признаются в том, что часто просто завидуют детской беспечности: взрослая ответственность воспринимается ими как тяжелое бремя, и нагрузить ребенка предстоящими проблемами кажется в таком случае не только хорошей идеей, но и в какой-то степени родительским долгом. Им кажется, что именно так и стоит готовить ребенка к взрослой жизни – путем абстрактного запугивания.
Прекрасное настоящее под названием «детство» легко разрушить, нагрузив психику взрослой тревогой. В детстве все происходит прямо сейчас, сию минуту. День – целое приключение, а ребенок кажется себе всемогущим и вечным, представляя себя таким, каким подскажет его безграничное воображение. Вырастая, он, конечно же, еще успеет встретиться с тем фактом, что во взрослой жизни о многом придется заботиться самостоятельно. Но завидующему или тревожному родителю хочется уравнять позиции: раз я волнуюсь, переживаю, испытываю жизненные тяготы, то и ты давай.
Однако непроживаемое настоящее – не единственная цена, которую платит человек, регулярно охваченный тревогой. Постоянное напряжение непременно дает о себе знать, переходя в нарушения сна, психосоматические и психические симптомы. Наш организм в нормальном режиме работает, чередуя напряжение и расслабление. Если расслабление не наступает, и даже сон не несет полного отдохновения, то рано или поздно наступит сбой.
Однажды у меня была на приеме молодая женщина, беспокойная мама. С самого рождения ребенка она постоянно кружила над трехлетней дочерью, все время беспокоясь о ней. Она не разделяла сложные родительские задачи ни с бабушками ребенка, ни с мужем – не доверяла никому из них, проецируя на них собственное душевное нездоровье. Про няню даже и подумать было нечего («Вы представляете, что может сделать с моим ребенком чужой человек?»)
В ней было столько телесного напряжения, что когда она ушла, я вдруг поняла, что у меня самой устали ноги. Видимо, пытаясь подстроиться под нее, желая ее понять, я невольно копировала ее телесно: потом все тело ныло от напряжения, а икры болели еще пару дней. Самое печальное, что она даже не осознавала того, в каком диком напряжении живет уже, вероятно, много лет. От серьезных болезней, полагаю, ее спасала лишь молодость.