Катехон

– Не «бык», а «хозяин быка»… А Шеллинг, кажется, означало «хозяин жеребца».

– Просто ферма какая-то.

– Ага. Колхоз имени Абсолютного Духа.

И еще много всякой такой чепухи. Она слушала, думая о чем-то… Даже не думала, а просто смотрела картинки, проплывавшие в голове. Потом они долго и удивленно целовались. Шел дождь.

15

Та, первая ее Россия была простой и поверхностной. Москва, Петербург. Золотистый Сергиев Посад. Пригороды Петербурга, посмотрите направо, посмотрите налево… Резиновый привкус туризма.

Города не впускали ее в себя. Она выходила ночью, шла по холодным улицам. Приземлялась в какой-нибудь кафешке, брала кофе, грела об него пальцы. Тогда она еще пила кофе. Кофе был так себе. И еда. Редко когда волновала вкусовые рецепторы.

Ей нравились – люди. Да, ей нравились русские люди. Она ехала по России, покачиваясь в поездах, трясясь автостопом в попутках… Вглядываясь, впитывая в себя людей, их разговоры, зевки, движения.

Может, ее тянуло к ним их огромное, тяжелое пространство. Пространство, которое они веками пытались населить и обогреть. И сами застывали. Не столько от холода, сколько от его, пространства, огромности и непосильности.

Ее тянуло к ним. В ее первый, второй, третий приезд. К женщинам, очень разным, но как будто относившимся к какому-то тайному обществу. К тому, как они поправляли волосы, как доставали что-то из сумок, просто молчали. К мужчинам в возрасте, немного злым, молчаливым, внезапно разговорчивым.

А с русскими парнями, ее ровесниками, что-то не ладилось. Те, которые нравились, как будто чего-то от нее ждали. Как богатыри на картине Васнецова. Глядели на нее на фоне серого неба и среднерусской природы и ждали. Каких-то ее действий, шагов, намеков. Что она сама очертит пространство их любви, и тогда они туда войдут, и… Но когда ее васнецовские богатыри, кто вразвалочку, кто петляющим закомплексованным аллюром, входили в ее пространство, ей вдруг становилось как-то… И отношения замирали на слегка подогретой дружбе.

В тот первый приезд она жила только глазами. Смотрела, разглядывала, щурилась, снимала на «мыльницу»; эра смартфонов еще не настала. Тогда же начало портиться зрение, нет, не сильно. Но второй раз она уже приедет «очкарицей». Так нельзя говорить? Над ней улыбались.

На переносицу сели легкие очки, уши обхватили дужки. Она не любила очки, старалась обойтись без них в своем разглядывании России. Но это было во второй приезд. Тогда же начались проблемы с сердцем.

В первый не было ни очков, ни лекарств в рюкзачке. В голове тикала обязательная программа. Кремль, Красная площадь, Третьяковская галерея. И дальше по списку, по циферблату, по карте.

16

Продолжаем наши занятия по созданию сада-катехона.

Занятие второе. Просьба отключить у себя звук, чтобы не перегружать сеть.

Дерево-катехон. Мы остановились на споре, является ли им магнолия.

Они вернулись к этой теме в день его второго приезда в Эрфурт. Она хорошо помнит этот день и этот разговор. Она всё хорошо помнит.

Она хотела поехать за ним; он написал ей, что не нужно. Болезнь отступила. Это были его слова: «Болезнь отступила». Он сам приедет. Сам, сам, сам. Он выучил наизусть номер поезда, вагона, места. Всё сделает сам. А она встретит его на вокзале. Она встретит его на вокзале?

Нет, он сел в нужный поезд. Вышел из нужного вагона, катя чемоданчик, который она купила ему год назад. Она боялась, что он забудет его, как уже забыл где-то несколько сумок, зонтов, курток. Нет, чемоданчик был с ним. Он сошел с поезда и несколько секунд смотрел на нее. У нее зачесалось сердце. Не заболело, а именно… «Привет», – сказала она по-русски. Он осторожно улыбнулся. «Здравствуй… те».

Потом, кажется, вспомнил ее. Спросил, как ее сердце. Обратил внимание на новую оправу. Сказал, что идет. Она улыбнулась, потом зачем-то разозлилась, сняла очки и сунула в сумку.

Они шли через площадь. Отнять у него чемодан не получилось: обмотал запястье веревкой. Другим концом обмотал ручку чемодана. Да, чтобы не забыть.

Она слушала, как тарахтит его чемодан по брусчатке.

«Давай по чашечке кофе». – Он остановился у привокзальной кафешки.

Она хотела напомнить, что ей нельзя кофе. Ей запретили даже шоколад. Да и кофе здесь не такой уж, вокзал, проходное место… Может, потерпишь до дома?

Она сказала это глазами, но он смотрел куда-то вверх, на белую вокзальную башню. Он не услышал ее взгляда. Что он нашел в этой башне?

Зашли, он взял кофе, она – кажется, колу. Чокнулись бумажными стаканчиками.

Он сидел напротив и внимательно смотрел на нее. Она допила, отодвинула стаканчик и улыбнулась. Он тоже отодвинул свой, хотя сделал всего пару глотков.

Она взяла его руку и отмотала веревку, стягивавшую запястье. Он молчал. Потом начал читать молитву, русскую молитву после еды. Подождала, когда он закончит шевелить губами, и стала отвязывать веревку от ручки чемодана. Кисть немного затекла от веревки.

Он захотел пройти другой дорогой, вдоль реки.