Катехон

– А пространство? – Она замолкает, проигрывая варианты. – Рос-странство? Типа «Роснефти». Или «Росатома». Рос-странство и е-время.

– А «п» куда денем?

– Какое?

– П-ространство. – И сам же отвечает: – «П» это «по». По России странство. Сокращенно: «пространство».

Минуту идут молча. Шум ветра, шаги. Она вспоминает свои поездки по России, поезда, машины, автостоп, одного контактного дальнобойщика, с которым у нее чуть было не включилась любовь-морковь, вовремя руку от включателя отдернула… Рос-странство.

Были, конечно, еще Штаты, где она прожила полгода, и тоже много ездила, и пустота обволакивала ее, щекотала и ласкала. Теплые и ветреные просторы. Но Штаты так и остались чужими. Нет, она улучшила свой английский. Окончательно перестала обращать внимание на цвет кожи. У нее была дружба с человеком, чей цвет кожи не имел для нее никакого значения. Да, именно дружба, хотя ее рука уже была на включателе любви. Любви и любопытства. Но тут сам включатель почему-то заело… И Штаты так и остались коллекцией печальных и забавных memories.

Их молчание на мониторе заканчивается, они начинают о чем-то говорить, она, в маечке с инь-яном, и он, в своей серой. Может даже, они уже говорили до этого, просто она переключилась на свои русско-американские воспоминания, увязла в них.

Сожженный говорил о соснах; они прошли две порыжевшие, подсохшие сосны. Сожженный шел, оглядываясь на них, и говорил. Деревья были любимой и болезненной темой. Он тяжело переносил их смерть.

– Сосна же дерево не местное, приезжее… А знаешь, что такое сосны?

Не дожидаясь ответа (она и не собиралась отвечать):

– Со-сны. Совместные сны.

– В нашем райском саду будут сосны? – спросила она, помолчав.

– Нет. Ни сосен, ни кедров. И каламбурного дерева в нем тоже не будет, – добавил на ее вопросительный взгляд.

– Какого?

– Каламбурного. От которого и взялось слово «каламбур».

29

Добрый день. Мы продолжаем наше занятие по созданию сада-катехона.

Каламбурное дерево, по-французски «каламбур», или «каламбак». По-русски чаще упоминается как алойное. Не путать с кустарником алое, который захватил почти все подоконники ее детства.

Иногда алойное дерево называют еще райским деревом.

Как прекрасны шатры твои, Иаков, жилища твои, Израиль!

Откуда это?

Сейчас, цитата еще не закончена…

Расстилаются они как долины, как сады при реке, как алойные дерева, насажденные Господом, как кедры при водах!

Это из благословения, которое дал Израилю Валаам.

Да, тот самый Валаам, прежде собиравшийся его проклясть. Тот самый, у которого заговорила ослиха. Или ослица? Сейчас она проверит. Хотя это неважно.

Вот и фотография самого дерева.

Да, не особенно впечатляет. К тому же древесина здорового каламбурного дерева совершенно обычная. Ничего пахучего и «каламбурного», ничего ценного. Пока на этом дереве не поселяется грибок. Больное дерево начинает выделять смолу с уникальным запахом. Да, она нюхала его. Как описать? Описать невозможно.

Так и слово растет себе и шумит, простое, ясное и непахучее, пока в нем не поселится невидимый семантический грибок. Тогда на пораженных частях слова выделяется драгоценная ароматная смола. Слово превращается в каламбур.

– Так вот почему каламбур, – говорит она, они снова быстро идут по Самарканду в церковь, он и она. Снова слышны их шаги, шаг, шаг, шум ветра, машины.

– Нет, не поэтому, там было какое-то другое объяснение. Про какую-то смешную песенку, где упоминалось это каламбурное дерево.

– Тогда почему, – она остановилась, – почему всё-таки это не дерево-катехон?

Он тоже остановился через несколько шагов.

Она вытаскивала из сумки (подарок свекрови) платок на голову; церковь была уже рядом. Торопливо застучал колокол.

– Ладно, пойдем, – сказала она, трогаясь с места. – Не катехон так не катехон.

Они молча подошли к ограде, огромная овчарка подбежала к ним и не залаяла. Сожженный зашел в какую-то пристройку к знакомому. Она (Анна) встала около кирпичной стены и стала раздраженно ее разглядывать. Как всегда в таких местах, она чувст-вовала себя лишней, никому не нужной вещью, на которую все глядят. Даже эта собака. Ушла, помахивая хвостом. Надо было пойти с Сожженным, он предложил, она помотала головой; нет, лучше постоит здесь, на воздухе. Снова прошла овчарка.

– Мальва… Мальвина… – позвала ее именем своей мертвой батумской собаки.

Колокол всё бил, от нечего делать она загадала, если он ударит еще хотя бы пять раз, значит, там ночью был всё-таки Сожженный.

Удар.

Сделайте громче.

Удар.

Она машинально загибала похолодевшие пальцы. Удар. Еще должно быть два.

Удар.

Колокол замолк.

Ну давай же… Колокольня молчала.

Дверь пристройки открылась, пятясь, появился Сожженный, продолжая говорить с кем-то внутри.

– А ты что здесь? – подошел к ней.

– А где мне быть?

– Внутри. Что с тобой?.. Здравствуйте, – быстро кивнул кому-то; снова, сощурясь, поглядел на нее.

– Давай немного отойдем.