Катехон

– Если серьезно, – откликается темнота голосом Сожженного, – то здесь почти всё ложь… Вороны слетаются! На что они слетаются – черепа сухие клевать? Посмотри, на них же уже никаких органических остатков.

– Но когда-то же они были…

– Когда-то! – Сожженный резко сел. – Когда-то – были. Сколько времени должно было пройти?.. Не говоря о том, – поймав ее взгляд, сбавил громкость, – что вороны никогда не вьют гнезда так близко друг к другу.

– Но ты признаешь право на условность? Это же искусство.

– Плохое искусство. Раскрашенная фотография, как почти все его картины. Когда он это написал? В тысяча восемьсот семьдесят… – провел по тачпаду, – …семьдесят первом. Представь, уже расцветает импрессионизм, через год Клод Моне, его ровесник, напишет «Впечатление. Восход солнца»… А этот – пишет «фотографии».

– Подожди… Тысяча восемьсот семьдесят первый – это год объединения Германии. А картина написана… вот, видишь… в Мюнхене.

– Забавно. Германию он, конечно, не имел в виду. Пирамиды из отрубленных голов – это азиатчина, варварство. А то, что Германия вскоре тоже…

– Хорошо. – Она вздохнула. – Но Тамерлан… или Тимур – он же возводил эти башни? Вот, смотри, – ткнула в экран. – «Повелел сложить семьдесят тысяч отрубленных голов».

– Прямо подсчитали, с калькулятором.

– Что ты уперся? Возводил?

– Возводил. Не он один, такая была практика у правителей. Среднеазиатских, иранских. Для устрашения. У Тимура они были, правда, выше. Целые горы. «Я видел несколько удивительных гор из груды костей…» Не помню, кто писал.

– У европейских же правителей такого не было.

– Не потому, что были гуманнее. Климат другой, влажный; эти «горы» разлагались бы долго, стали бы источниками заразы, эпидемий. А тут климат жаркий, сухой. До прихода ислама вообще здесь мертвых не хоронили, а выставляли на солнышко…

– Ты его как будто защищаешь.

– Тимура?

Сожженный замолчал. Пятна заката на пианино давно исчезли. Экран тоже сначала стал темнее, потом погас.

– Что его защищать? Правитель. Власть, колоссальная власть. А власть не может не возводить башни, пирамиды. И прочие…

– …катехоны?

Сожженный кивнул:

– Ей, власти, по большому счету… Из камней, из людей… Сталинские высотки возводили зэки, многих, кто умирал на стройке, замуровывали прямо в фундамент.

– Ты опять кричишь.

Снова всё заполнила тишина. Сожженный хрипло зевнул.

– Я не защищаю. Но и этот… выполнял заказ. Генштаба, генерала Кауфмана. Картина входила в цикл «Варвары». Там почти во всех эта тема – с отрубленными головами русских военных. Торчат на шестах (на Регистане, кстати), валяются на земле. Ну и… Гора черепов. Карканье ворон. Эффектный финал. Хотя, если посмотреть, что сделали с Самаркандом, то еще вопрос, кто варвары.

– А что они сделали?

– Разрушили полностью цитадель. Там было несколько мечетей, одна с золотым куполом. Сровняли с землей. И в Ташкенте разрушили крепость, и везде. В Бухаре и Хиве только уцелели, потому что они не входили в состав империи.

– Ты хочешь сказать…

– Я уже всё сказал. Давай спать, мне завтра группу водить.

Он не был человеком ночи. А она им была.

Василий Верещагин. «Апофеоз войны». Холст, масло.

40

Жизнь понемногу выправилась. Сны на время отпустили ее. Она растрясла свою карточку, последние залпы жары они уже встречали с кондёром. Тут же от него простыла.

Она вернулась к своей книге. Сидела, просматривала файлы, хлюпала носом, пила шоколад. Водила пальцем по тачпаду. Странно было заниматься этим здесь, в Самарканде. Она имеет в виду книгу. Живот немного округлился; ей почему-то было страшно (странно?) на него смотреть. И она смотрит в монитор, скользя по буквам. Чашка с шоколадом уже пуста, сладковатый запах висит над клавиатурой.

Можно, наверное, вставить в эту книгу и Самарканд. Здесь тоже после российского завоевания возникли немцы. Логично; она слегка кивает. Там, где появлялись русские, появлялись немцы. Там, где появлялись немцы, появлялись русские. Как инь и ян на ее груди. Только кто из них кто? Пробел. Пробел.

Обрусевшим немцем был Константин фон Кауфман, завоеватель Туркестана. Гравированный портрет, милитаристские усы.

Туркестан он завоевал неясно почему и для чего. В Петербурге были осторожно против: империю и так уже тошнило от избытка пространства. Русские – центробежная нация, но есть пределы и всякой центробежности, всякого бегства от центра в «куда-глаза-глядят». Пробежали всю Сибирь, топча и просвещая местные народы; добежали до Америки и растеклись струйками по Аляске. Наелись, наглотались пространства; еще несколько веков понадобится, чтобы всё переварить. Чтобы щедро перемешать свое семя с семенем местных народов. Обрусить их и самим отатариться, онемечиться, окавказиться… Чтобы нарубить там церкви и полицейские участки для порядка земного и небесного. Куда к этому избытку территорий еще Туркестан с его зноем и скорпионами?