Каумов (СИ)

Первым уроком было обществознание, где Сашка с самого пробуждения планировал поспать. Сначала повторяли типы общества - какая-то жирная замухрышка на вопрос учителя залепетала: традиционное, индустриальное, постиндустриальное. На следующий же вопрос, каковы плюсы и минусы каждого типа, она лишь разинула рот и, смущенно улыбаясь, села на место. Сашка когда-то любил эту учительницу: она единственная учила детей чему-то настоящему, близкому к жизни, даже к ее современному течению, хотя сама была по-милому, по-доброму стара. Теперь Каумов просто-напросто перестал искать исключения: он ненавидел всех. Его не тронула и ее искренняя речь, когда она беззаветно начала объяснять те самые минусы, несмотря на то, что большая часть беседовала, играла, спала; но рассказывать таким разгильдяям, чтобы праведные слова остались хоть на каком-то уровне сознания, покрытые какой угодно гадостью - вот настоящее благородство учителя.

- Знаете, зайки, по секрету с вами поделюсь. Самый непревзойденный, самый нежный, самый... лучший для истинного гурмана вкус - вкус тайны, вкус скрытой от глаз общественности информации потерялся. На народ сегодня вываливают все: от дешевых кальсонов до хищных масонов, - улыбнулась она. - На сегодняшнем пиру исчезло чувство голода, потерялось все самое прекрасное из-за этого ослепляющего изобилия. И секреты, и кремлевская подноготная, и интеллектуальные клады - все вплоть до эзотерических мистерий высшего порядка, в том числе. Это очень хитро властью придумано, дети мои.

Всем было откровенно плевать, что она там бормочет. На задней парте кто-то даже в тайне распивал в честь намечающегося дня рождения водку. Каумова клонило в сон, но выходило так, что он единственный слушал ее, лежа на парте с закрытыми глазами. Заговорили про политику, и как же невероятно бесила его тупорылая ограниченность людей все без разбору классифицировать: режимы, формы, устройства - это все настолько поверхностно, что даже искажает суть. К слову, учительница сама об этом не раз говорила, да и знал Александр об этом, скорее всего, именно от нее. Тем не менее, ему нравились разговоры про власть, особенно запало в душу словосочетание "легальное принуждение". Когда он услышал его в первый раз, что-то застыло внутри в неизъяснимой сладости, которой не надо было теперь пробираться сквозь толщу совести, чтобы попасть прямиком в область его нездоровых душевных наслаждений. Наконец, он уснул, а разбудил его к концу урока вопрос какого-то застенчивого двоешника-интроверта, из-за которого Сашка противно хихикнул.

- Простите, а "Бога" с большой буквы писать?

На перемене класс остался в кабинете, и Александр стал внимательно рассматривать одного паренька, в котором он чувствовал что-то от победившего визави на дуэли. Сам же себя он чувствовал побежденным, хоть и не хотел это признавать. Паренек тот еще недели две назад был серее мыши: никого не привлекал, ничем фантастическим не занимался, словом, был такой вот обычный дворовый пацан. Звали его, кстати, Владимир Войнов. Раньше он никогда не сталкивался лицом к лицу с Александром, не бился с ним ни за какие позиции, радостно с ним не сходился и скандально не расходился, но существовали они оба в явной взаимозависимости, как два магнита. За прошедшие выходные чувствовалось, что один из этих двух социальных магнитов, которые до сих пор стояли друг к другу близко-близко без всякого сопротивления, поменял свой заряд и резко,по закону природы рухнул вниз, а второй, хоть ничего и не сделал, взлетел в небеса, оставаясь, правда, таким же магнитом, как и раньше, то есть без сильного, харизматического притяжения к себе всего и вся среди людей. Каумов словно ушел куда-то под почву, где расщепился на тонкие, плодоносные нити грибницы, из которой, в свою очередь, вылез опрятный, лакомый гриб, получавший энергию из этих питательных, сильных для инородного, слабых для самих себя сетей. Войнов оказался теперь в кругу прелестных девчонок, которые роем кружились около него, что-то жужжали, как осы вокруг пышного цветка, угощали его чем-то вкусным, некоторые без малейшего стеснения уже обольщали его - и все это из-за чужого падения! А Владимир, гордый и независимый, мимоходом им отвечая, с полярно противоположной Сашкиной, а значит, тоже больной искоркой в глазах, смотрел над этим стадом милых дам куда-то, где рождалась его империя, его четвертый Рим, ведь он - Бог! Он переполнен собой: ему и информация никакая вовсе не нужна, его наполнил в один день он же сам, при том без какого бы то ни было умысла. Удивительно! Каумов смотрел на него, не отрываясь, и холодный, лихорадочный пот уже стекал с его лба. Что-то такое унизительное для Сашки чувствовалось в самом существовании Войнова, что хотелось либо убить его, либо удавиться самому. По-другому, жить на одной планете было невозможно.