Читаем Каузальный дуализм. Размышления об онтологии и природе сознания полностью

Намёки на самостоятельное бытие причинение получает у Шопенгауэра в книге «Мир как воля и представление». Он пишет: «Таким образом, во власти безысходного недоразумения оказался бы тот, кто не смог бы выполнить требуемое здесь расширение понятия и под словом воля подразумевал бы всегда лишь один так до сих пор называвшийся вид, т. е. волю, которая сопровождается познанием и обнаруживается исключительно в силу мотивов и даже в силу только абстрактных мотивов, то есть под руководством разума; между тем, как уже говорилось, это только самое ясное проявление воли. Непосредственно известную нам внутреннюю сущность именно этого проявления мы должны мысленно выделить и перенести её затем на все более слабые, менее отчётливые проявления той же сущности, и этим мы выполним требуемое расширение понятия воли». «До сих пор понятие воли подводили под понятие силы; я же поступаю как раз наоборот и каждую силу в природе хочу понять как волю».

Шопенгауэр отождествляет волю с телом и действием тела. Поэтому причинение у него, так же как и у Аристотеля, зацикливается на чувственность. Он пишет: «Волевой акт и действие тела – это не два объективно познанных различных состояния, объединённых связью причинности; они не находятся между собою в отношении причины и действия, нет, они представляют собой одно и то же, но только данное двумя совершенно различными способами – один раз совершенно непосредственно и другой раз в созерцании для рассудка».

В то же время Шопенгауэр в ряде своих замечаний оказывается очень близок к каузальному дуализму. Возможно, не осознавая этого, он описывает и онтологию причинения, и онтологию чувственного, правда, чтобы затем их слить воедино, сохранив дуализм лишь на эпистемологическом уровне.

Об онтологии причинения он пишет: «Бытие материи – это её действие; иного бытия её нельзя даже и помыслить. Только действуя, наполняет она пространство, наполняет она время; её воздействие на непосредственный объект (который сам есть материя)». «Таким образом, причина и действие – в этом вся сущность материи: её бытие есть её действие».

А об онтологии чувственного он замечает: «Но как с восходом солнца выступает внешний мир, так рассудок одним ударом, своей единственной, простой функцией претворяет смутное, ничего не говорящее ощущение – в созерцание. То, что ощущают глаз, ухо, рука, – это не созерцание, это простые чувственные данные. Лишь когда рассудок переходит от действия к причине, перед ним как созерцание в пространстве расстилается мир…»

Возможно, если бы Шопенгауэр жил в наши дни и имел доступ к научным открытиям XX и XXI веков, он иначе бы взглянул на соотношение «воли» и «представления», замечая, что в них тоже есть феноменологический аспект, очистив который, воля или материя становятся выражением причинения, а представление – выражением чувственной онтологии, и что их бытие не является тождеством, которое лишь воспринимается двояко (в силу эпистемологического дуализма), но оно и впрямь двояко.

Пожалуй, главными предтечами каузального дуализма являются Лейбниц и Поппер. Поэтому, возможно, более правильно эту теорию было бы назвать «нейтральный плюрализм». Однако у обоих мыслителей есть существенное отличие от излагаемой теории. Оно заключается в том, что и Лейбниц, и Поппер нуждаются для своих онтологий в генетической связи «миров» или «монад» друг с другом и во внешнем каузальном факторе. Для Лейбница это Бог, для Поппера – эволюционный процесс. Каузальный дуализм более прост в этом смысле, но это уже специальный вопрос, который подробно изложен ниже, в статье 6.

Номинализм и реализм

Разное отношение к онтологическому статусу возможного послужило основой для возникновения двух больших течений. Одно из них считает возможное реальным и называется реализмом. Второе относится к возможному как к образу мысли и использует его во вспомогательных целях для построения умозаключений. Как в математике, например, используется мнимая единица.

Из сказанного в этой книге можно сделать заключение, что её автор придерживается реализма в этом смысле. На самом деле это не так. Я не считаю, что существуют бесчисленные возможные миры. Я полагаю, что существует некая онтология чувственного, которая дана нам как вероятностное поле. И это поле вполне наподобие волновой функции содержит в себе все возможности как распределение вероятностей. Я также полагаю, что сознание каждого сознательного агента вплетено в это единое вероятностное поле (а точнее, в то, что дано нам как таковое) и является его частью.

Перейти на страницу:

Все книги серии Популярная наука

Удивительная Солнечная система
Удивительная Солнечная система

Солнечная система – наш галактический дом. Она останется им до тех пор, пока человечество не выйдет к звездам. Но знаем ли мы свой дом? Его размеры, адрес, происхождение, перспективы на будущее и «где что лежит»?Похоже, что мы знаем наш дом недостаточно. Иначе не будоражили бы умы открытия, сделанные в последние годы, открытия подчас удивительные и притом намекающие на то, какую прорву новых знаний мы должны обрести в дальнейшем. Уже в наше время каждая новая книга о Солнечной системе устаревает спустя считаные годы. Очень уж много информации приносят телескопы и межпланетные аппараты. Сплошь и рядом астрономические исследования и даже эксперименты кардинально меняют старые представления о том закоулке Галактики, где мы имеем удовольствие жить.Цель этой книги – дать читателю современное представление о Солнечной системе как части Галактики.

Александр Николаевич Громов

Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука