На крыльцо вышел первый оратор. Это был товарищ Саахов, одетый в выходной серо-голубой костюм и шляпу-котелок. Вслед за ним следовал Аджебраил. Он нес красную плюшевую подушечку, на которой лежали ножницы.
Подойдя к микрофону, Саахов обвел всех ликующим взглядом и торжественным тоном произнес:
— Сегодня у нас радостный, светлый, солнечный праздник. Через несколько секунд эти серебряные ножницы разрежут эту алую шелковую ленточку и откроют всем молодоженам нашего района прямую дорогу вперед к светлому будущему, понимаете ли, к счастью, любви и согласию, понимаете ли, посредством нашего Дворца бракосочетаний.
Оркестр грянул туш. Саахов сам себе похлопал и продолжил:
— А вам, молодожены, я хочу дать несколько напутствующих слов. С этого дня у вас начнутся совместные трудности, горести и неприятности. И все это вы будете делить вдвоем. А потом и втроем, потому что с вами рядом пойдет третий человек. Но это не тот третий лишний, о котором не хочется говорить в этот торжественный день. Нет! Это третий маленький гражданин, и вы будете вместе нести на себе все заботы, тяготы и ответственность, в том числе и уголовную.
От всего нашего города поздравляю вас с этим!
Оркестр снова вдарил туш.
После чего Саахов, мысленно улыбаясь, продолжил:
— А сейчас мы тут посоветовались и решили... Честь открытия Дворца бракосочетаний и право перерезать символическую ленточку мы предоставляем прекрасной женщине, девушке, которая оциле... олицетворяет, понимаете ли, собой новую судьбу женщины гор.
Это студентка, комсомолка, спортсменка…
По всему видно было, что Саахов произносил эти слова с большим удовольствием. После каждого он делал эффектную паузу и, уже совсем почти растаяв, закончил:
— Наконец, она просто красавица!
Саахов захлопал в ладоши и начал спускаться с крыльца в люди. Оркестр поддержал его поход маршем. Подойдя к Нине, он нагнулся к ее уху и, пытаясь перекричать оркестр, сказал:
— Вот это и есть то маленькое, но ответственное поручение!
Он жестом предложил ей пройти на крыльцо:
— Прошу Вас.
Нина, не ожидая такого предложения, засмущалась и, оглядываясь на подруг, попыталась отказаться. Но Саахов не уступал:
— Пожалуйста, общественность ждет.
Они вдвоем поднялись на импровизированную трибуну, и Саахов, подойдя к микрофону, продолжил свою речь:
— Как говорит наш замечательный сатирик Аркадий Райкин: «Женщина — друг человека!..»
Все это время скромно стоящий в толпе Шурик с трудом понимал, что происходит вокруг. Он что-то царапал у себя в блокноте, зачем-то пытаясь выделить отдельные слова из общего потока торжественной речи. Ему даже стало скучно. Но тут последняя фраза, произнесенная Сааховым, показалась ему очень острой и актуальной.
Опасаясь пропустить важный момент, Шурик заорал во все горло:
— Минуточку! Ми-ну-точ-ку! — и заплетающимся языком сердобольно попросил: — Будьте добры, помедленнее! Я записываю.
Саахов, недовольно поморщившись, быстро осведомился у стоящего рядом Аджебраила:
— Слушай, кто это?
— Наверное, пресса,— пожал плечами шофер.
— А, пресса. Хорошо. Так вот! Как говорит наш замечательный сатирик Аркадий Райкин: «Женщина — друг человека».
Повторно произнесенная фраза просто поразила Шурика. Он вдруг зааплодировал и принялся орать изо всех сил:
— Грандиозно! Гениально!
Все присутствующие удивленно посмотрели в его сторону. Почувствовав на себе внимание масс, Шурик взял инициативу в свои руки:
— Выпьем за женщину, которая друг.
Шурик начал вертеться в поисках рога, оставленного им на заборе. Никакого забора рядом не было, но рог Шурик обнаружил довольно быстро. Он ухватился за него обеими руками, однако рог не сдвинулся с места, потому что своим основанием он произрастал из головы быка, коему он всецело и принадлежал.
Кто-то из крестьян гнал с пастбища свою скотинку и по дороге заглянул на звуки музыки вместе со своим питомцем, не ожидая, что тот станет участником, даже одним из героев торжества.
Первые секунды спокойное животное не обращало на Шурика никакого внимания. Но тот продолжал настаивать:
— Отдай рог! Рог отдай, я тебе сказал!
И когда Шурик налег изо всех сил, бык мотнул головой, уронив назойливого любителя рогов на землю.
Это вызвало у Шурика волну справедливого, по его мнению, негодования. Он вскочил на ноги и бросился к быку с криками:
— Ах, ты так! Оба рога отдай!
Остолбеневшая от неожиданности публика, наконец, сообразила, в чем дело, и дружно выступила на защиту ни в чем не повинного животного. Несколько крепких мужчин попытались остановить новоявленного тореадора...
* * *
…Шурик сидел в просторной светлой комнате, мебель которой состояла из массивного письменного стола, нескольких тумбочек и стульев. Окна почему-то были застеклены разноцветными стеклами, что больше подошло бы для Дома культуры или только вчера открытого Дворца бракосочетаний.