Кавказские евреи-горцы (сборник)

– А вот сейчас выберем место. Погоди.

И Магомед-оглы пошел куда-то по кровлям ближайших саклей.

Я стоял один на карнизе – и странное дело, как будто и некстати, передо мною разом возникла картина из дале-кого-далекого прошлого.

Громадная зала, вся заставленная большими черными столами. Лампы низко висят над ними, озаряя головы, наклоненные над книгами. В углах и у потолка сгущается мрак. Черная ночь смотрит в окна. Мы все, мальчуганы, сидим на табуретах, боясь шевельнуться, чтобы не попасть в угол.

– Посторонними занятиями не развлекаться! У кого на столе будет не учебник – карцер! – свирепствует воспитатель, маршируя посередине залы, ровно и медленно, от стены к стене, как маятник тут же висящих часов. То он выступит на свет, блеснет широкою лысиной, то снова спрячется в сумрак. Худощавая фигурка его напрасно хочет быть величавой, тоненькие ножки старательно отбивают темп: раз-два, раз-два.

Передо мной добросовестно развернут учебник Марго, но зато в немного выдвинутом ящике – один из томиков кругосветного путешествия Дюмон-Дюрвиля. Рядом однозвучно-назойливо кто-то долбит: «Россияне отличались исстари великодушием и гостеприимством, россияне отличались исстари великодушием и гостеприимством, россияне…»

С другой стороны слышится такая же долбня: квадрат гипотенузы равняется сумме квадратов…

Но мне ничего не слышно… Столько же мне мешают они, сколько муха, что жужжит около, сколько монотонные шаги дежурного офицера. Передо мной развертываются чудные тропические картины, вечнозеленые пальмы смотрятся в тихие воды бирюзовых озер. Воздух полон аромата. В чаще лиан притаился тигр и зорко выглядывает оттуда, не покажется ли около стройный силуэт ветвисторогой серны. Вверху звенят невидимые хоры птичьих голосов. Ярко сверкая на солнце, ползет громадная змея.

И, словно змеи, крадутся к одинокому европейскому путешественнику нагие дикари, готовя свои отравленные стрелы.

И где эти казенные белые стены, где эти черные столы, где эти долбящие уроки товарищи!.. Дыхание захватывает, жарко делается, глаза горят, ощущение чего-то щекочущего пробегает по всему организму. Я сам там, с этим европейцем-путешественником, сам стою с ружьем и жду встречи. И хорошо на душе, и поэтические сны роятся в голове, и мысль далеко-далеко бродит, за тридевять земель, в тридесятом царстве.

В таком тридесятом царстве я был теперь, и так же жарко разливалась кровь по жилам, так же порывисто дышалось… Совершенно те же ощущения, тот же неопределенный поэтический восторг, только грезы становились действительностью, сны виделись наяву.

– Нашел одну саклю! – прервал мои мечты Магомед-оглы.

Я последовал за ним, с кровли на кровлю. Как все это ветхо! На одной крыше нога моя провалилась вниз, едва удержался на другой. В промежутках между саклями чернели вниз бездонные ямы. Прежде здесь были переброшены мостки, теперь все это лежало далеко внизу, разрушенное, упавшее. Через эти интервалы приходилось перепрыгивать.

Наконец Магомед-оглы, шедший впереди, провалился сквозь землю. Был – и нет его.

– Магомед! – крикнул я.

– Но! – послышалось, точно из погреба, снизу.

Пощупал ногой – отверстие вниз. Лесенка в нем.

Ход в саклю через кровлю. Осторожно спустился туда. Тьма – хоть глаз выколи. Добрался до пола. Что-то зашуршало мимо, хлопнулось об стену, ударилось в другую. Какие-то теплые, точно шероховатою пленкой обтянутые крылья скользнули по лицу, скользнули вниз вдоль груди. Опять два-три разлета – и летучая мышь шарахнулась в дыру кровли. Противное ощущение! На лице точно зуд. Даже холодный пот выступал на лбу.

Щелканье огнива о кремень и брызги золотых искр в черной, густой тьме. Искры сыплются обильно. Запахло трутом, натертым порохом. Вон огонек рдеет там. Все ярче и ярче. Видно, Магомед возится за ним.

– Да ведь у меня спички есть! – догадался я.

Зажгли тонкую восковую свечку, бывшую со мной.

Голые стены. Куча сора на полу. Что-то возится там, только слышен шорох. Шорох и вдоль стен, в которых пустуют темными впадинами ниши. Склеп, могила, только не жилье человека.

– Где же тут спать?

Ни слова в ответ. Магомед возится в углу.

– Да чего ты ищешь там в углу, Магомед?

– Постой!

Что-то заскрипело, точно ржавые петли…

Кунак мой отыскал люк.

– Это еще что за подземелье?

– Сюда пойдем.

И Магомед вторично провалился сквозь землю…

Я, разумеется, последовал за ним. В полу был вход во вторую саклю. Когда я, в свою очередь, провалился в нее, свежий воздух пахнул мне прямо в лицо… Стена оказалась пробитой не окнами, а какими-то круглыми дырами. Оттуда светил сюда яркий месяц и ночная прохлада струилась вместе с ароматом цветенья, курившимся в долинах… Тут и на полу было чище, да и затхлость могильная не стесняла дыхания.

– Богатый хозяин был, хороший человек… Кунак мой. Теперь умирает в Турции, должно быть…

И Магомед-оглы, насупившись, сел в угол пустой сакли.