В начавшемся «коренном» пересмотре казачьего «сословного законодательства» Есаул особенно отмечает его «чисто местный характер», подразумевая под этим то обстоятельство, что комитеты, готовившие новые войсковые положения, «составлены из самих же казаков». Полное «сочувствие» автора получает обращение комитетов к «общественному мнению» за помощью в решении конкретных вопросов проектирования изменений в той или иной сфере казачьей жизни. Публикацию своей статьи Есаул связывает именно с этим процессом. В констатации разнообразия казачьих войск он почти дословно повторяет тезисы «Соображений…», но видит также и общие черты, заключенные «в одинаковом сословном устройстве, которое сближает их нравственно и делает из них одну семью». Есаул критически отзывается о «подобном строе общества», вызванном «одною только государственной необходимостью». В таком обществе гражданское право «стеснено», «личность безвозвратно поглощена сословием», а «частному благосостоянию не дано прочнейшего из его оснований – земельной собственности». Однако именно это сословное устройство, как утверждает Есаул, и необходимо изменять в первую очередь. Он уверен в том, что комитеты, рассмотрев «современные сословные потребности», сначала придут к таким же выводам, а затем поставят перед собой задачу «ограничить, насколько возможно, поголовное обязательство к службе и допустить в этом важном деле участие личной охоты, сознательного личного выбора». Для Есаула освобождение казаков от обязательной военной службы – это не только главное средство для утверждения «гражданственности» в казачьих войсках, это еще и своеобразная лакмусовая бумага, показывающая истинное положение того или иного войска402
. «Если бы. обнаружилось в том или другом казачьем населении очень мало стремления к переходу в гражданское состояние, – пишет Есаул, – и огромное большинство решительно предпочло бы оставаться в своем служивом сословии, то это показало бы довольно ясно, что такое казацкое общество еще не отжило своего времени, что в нем есть еще здоровая сердцевина и что, следовательно, не совсем основательны возгласы, раздающиеся иногда в современной литературе, о существовании казачества как чистого анахронизма, поддерживаемого только усилиями администрации»403. Соответственно, если будет наблюдаться обратная картина, это недвусмысленно означает, что «идея казачества уже отжила свой век». Сам же он убежден в том, что «родовое казачество выйдет иначе из этого испытания, что оно обнаружит здоровую и сильную жизнь, которая только освежится и окрепнет от теснейшего соприкосновения с гражданственностью». Есаул ярко описывает предполагаемый благотворный эффект от внедрения элементов «гражданственности» среди казачества, «.гражданское население казачьих войск будет состоять из одних собственников. это будут надежные производители, способные широко раскрыть глохнущие силы наших степей, и с помощью их мы, конечно, оправдаем название „пионеров цивилизации", которое дают нам иногда в отношении к нашим полудиким соседям. А теперь этим соседям, правду сказать, едва ли есть чему у нас поучиться»404. Есаул подвергает критике существующее положение казаков, вся жизнь которых «покрыта непрерывною цепью обязанностей». По его мнению, «для нас (казаков. –