«Казахский геноцид», которого не было

Мы видим ту же самую динамику, что в район в 1931 году прикочевало 18,9 тысячи человек, а в следующем году ушло 31 тысяча человек. Это была байская откочевка, о чем тов. Сейфуллин пишет прямо: «Несмотря на то, что основная часть байства ушла из района, остатки байства имеются»[193]. Байство не только оставалось, но и агитировало, напирая на то, что скоро район ликвидируют и помощи раздачей скота, как уже практиковалось в КАССР, не будет.

Байство в этом районе было настолько сильное, что об этом было упомянуто даже в материалах Казкрайкома к VIII Всеказакской партконференции. Райком партии во главе с секретарем Кулубаевым полностью разложился. В партию были приняты сыновья крупных баев Альпиев, Кожамбердин и Бакмурдинов, сын крупного торговца Венжалин[194]. Председатель районной партийной контрольной комиссии тов. Кашрапов, который взялся за разоблачение этой явно антисоветской группировки, был убит. Случай из ряда вон выходящий.

Район не сдавал отчетность. По Чубартавскому району нет агроэкономических паспортов ни за 1931 год, ни за 1933 год. Район получал продовольственную помощь, но в ее расходовании тоже не отчитывался.

Тов. Сейфуллин, приехав в район в августе 1933 года, увидел потрясшую его картину. В селе Огуз-тау, административном центре района, повсюду валялись непогребенные трупы и кости. Даже в ста метрах от дома, в котором располагалось ОГПУ, лежало несколько трупов и черепов. Он нашел и труп тов. Кашрапова, также непогребенного[195]. В горах, на зимовке аула № 10, стояли юрты, в которых и вокруг которых лежали человеческие кости, как предположил тов. Сейфуллин, это были объедки (кстати, не факт, что это признак людоедства, хотя случаи людоедства в Казахстане были и известны из документов). Неясно, сам ли он ездил на эту зимовку или описал ее с чьих-то слов. Рассказывали ему много, и, по словам населения, в горах и на зимовках лежало много непогребенных трупов. Что интересно, местное население вовсе не горело желанием трупы убирать и хоронить. Приехал уполномоченный тов. Колдажанов, который занялся этим вопросом и стал предлагать по 4 кг пшеницы за каждого похороненного.

Казахские «голодоморщики» очень любят подобные истории и всякий раз подпускают слезу по поводу вымерших от голода аулов. В своей предыдущей работе я тоже придерживался такой точки зрения. Теперь я должен, так сказать, по вновь открывшимся обстоятельствам, изменить свою точку зрения. Далеко не везде и далеко не всегда юрты с костями были следствием только лишь одного голода. Так можно подумать, если ничего не знать о контексте, или же «голодоморщики» внушают эту точку зрения, совершенно об этом контексте умалчивая.

Во-первых, тов. Сейфуллин упоминает о том, что аул № 10 перед своей гибелью стоял на зимовке, из чего следует, что все произошло не на точке оседания, а после перекочевки. Население прикочевало на свою зимовку и там погибло. Каким образом? Скорее всего, потому что было ограблено подчистую и лишилось скота и лошадей. Вероятно, это произошло в конце 1932 года, поскольку трупы уже разложились. Автор докладной записки четко разделял трупы и кости, и тут путаницы у него не было. Из этого можно предположить, что людей заводили на отдаленную зимовку в горах, потом отбирали скот и оставляли на неминуемую смерть. Это дело байских рук, поскольку для перекочевки бедняцкие хозяйства обычно брали лошадей и верблюдов у баев взаймы. Очевидно, так делали с теми, кто не желал отправляться в дальнюю откочевку вместе с баями. Судя по тому, что через район проходил скотопрогонный тракт, Чубартавский район был также местом транзитных перекочевок, конечным пунктом которых должен был быть, видимо, Китай.

Во-вторых, непогребенные трупы — это странное для голода или массовых эпидемий явление. Даже при сильном голоде все же старались собирать и закапывать умерших. Тому есть множество примеров, достаточно вспомнить о блокаде Ленинграда, в котором умерших от голода свозили и хоронили на Пискаревском кладбище. В 1920 году в Сибири, после разгрома колчаковцев, перед Сибревкомом встала острая проблема множества непогребенных тифозных трупов. Заведующий губздравотделом Новониколаевского губревкома тов. Мильштейн написал председателю Сибревкома тов. И. Н. Смирнову, что в крае свирепствует мор, и задача Губчекатифа состоит в том, чтобы свести мор до масштабов эпидемии. В январе 1920 года на станции Кривощеково было обнаружено в вагонах около 2000 тифозных трупов, а всего на железной дороге от Омска до Татарской в вагонах лежало около 15 тысяч трупов умерших от тифа. Губчекатиф проявил железную хватку, мобилизовал все силы для сбора и захоронения умерших[196]. А тут лежат разлагающиеся трупы, никто их не хочет хоронить и приходится предлагать зерно в качестве платы. Это не голод, это что-то совсем другое.