Казанское губернаторство первой половины XIX века. Бремя власти

На этом пути губернаторам приходилось преодолевать «апатию» и «страшную холодность» местного дворянства, поэтому отношения складывались непросто. В период подготовки и отмены крепостного права такого рода локальные конфликты приобрета ли особое политическое звучание. От качества диалога власти с российским дворянством в конечном счете зависел успех отмены крепостного права. До февраля 1860 г. в Казанской губернии предводительствовал шестидесятитрехлетний Христофор Иванович Нейков (1854–1860), затем был избран Петр Гаврилович Осокин (1860–1871). В отличие от губернатора положение предводителя дворянства всегда было более выигрышным. Он выражал мнение большинства дворян и чувствовал себя куда более «хозяином губернии», чем столичный назначенец. Изначально положение Козлянинова в роли «исполняющего обязанности» вынуждало его быть конформистом. Он уяснил для себя: «Огромное число дворян Казанской губернии не что иное, как отставные чиновники, устроившие службой свое состояние и купившие имения: эти последние самые упорные и вредные поборники старины, упрочившей их состояние, и имеющие сильное влияние на остальных дворян их ловкостью, опытностью и так называемыми сведениями законов»[568]. Будучи противником крепостного права, он все же не решился рисковать своей карьерой ради губернского либерального меньшинства. Очевидно, недостаток образования не давал ему возможности возглавить либеральную оппозицию, как это было с нижегородским губернатором А. Н. Муравьевым, самарским К. К. Гротом, калужским В. А. Арцимовичем. Казанскому губернатору для этого не хватило знаний, общественного признания, управленческого опыта. В этом отношении, видимо, прав сенатор Я. А. Соловьев, который относил Козлянинова к тем губернаторам, «которые желали помочь, но не умели приняться за дело»[569]. Это тот случай, когда карьерные соображения взяли верх над политическими убеждениями.

Свидетельства приверженности Козлянинова либеральным взглядам обнаружились в ходе реформы, в событиях Бездненского восстания. В свое время об этом писал Г. Н. Вульфсон[570]. На этапе реализации реформ напряжение в отношениях губернатора и предводителя дворянства переросло в открытый конфликт. С. А. Фролова объясняет противостояние не только тем, что позиция казанского дворянства не отвечала «видам» правительства, но и культурно-психологическими особенностями личности губернатора[571]. Расстрел невооруженных крестьян в селе Бездна продемонстрировал отсутствие единства и согласия в действиях начальника губернии и уездных предводителей дворянства. Г. Н. Вульфсон трактовал их как «открытое разногласие казанских дворян-крепостников с либерально настроенным губернатором и поддерживающими его либералами»[572]. Известно, что на следующий день после данного события 60 казанских дворян подали губернатору письмо «о вялом вмешательстве власти». О кризисе власти в Казани через министра внутренних дел стало известено в Главном комитете. Его члены, не желая осложнять ситуацию, поддержали казанских помещиков. Вина за пролитую кровь пала на губернатора. Его подчиненных, причастных к расследованию Бездненских событий, в скором времени удалили из губернии: губернский советник К. П. Перцов был переведен в Вятку, адъютант Ф. А. Половцев отстранен от службы[573]. С этого времени начался закат карьеры и самого казанского военного губернатора.