Казанское губернаторство первой половины XIX века. Бремя власти

Сословная зависимость влияла на стиль руководства губернаторов, влияла на развитие их дальнейшей карьеры. Кроме того, следует помнить, что по тем временам провинциальная элита являлась создателем и одновременно трансформатором столичных мнений. Вот как об этом писал один из современников: «у нас на Руси родство до 40-х годов включительно разветвлялось до бесконечности», обнимая собой все сферы жизни и «не только кровного свойства, но и таких отношений, в которых не было ни малейшей близости»[248]. Имелось в виду свое толкование колонизации Поволжья, которая, по мнению автора, развивалась «путем распространения владельческих имений… от Твери и Новгорода до Симбирска и Самары, в бесконечной цепи помещичьих имений, встречалось множество одних и тех же фамилий, много семейств поимевших друг с другом сношений… Родичи, однофамильцы симбирских и казанских помещиков не только встречались в древней столице (этом фокусе русской поместной гражданственности), но и в самой северной Пальмире, где многие из них жили домами. От Самары почти до самого Петербурга, в ту пору еще можно было проехать, не нуждаясь в постоялых дворах и гостиницах…»[249]. Вот в эти устоявшиеся корпоративно-родственные связи должен был вписаться столичный «хозяин губернии».

Борис Александрович Мансуров был древнего, знатного рода, со времен Ивана Калиты. В Поволжье Мансуровы стали известны с XVII в. Непосредственно с Казанью его связывала оберкомендантская служба отца в середине XVIII столетия. Самым влиятельным в роду был Павел Дмитриевич Мансуров, дослуживший до генеральского чина и ставший в 1781 г. сенатором[250]. Древность рода, казанские «корни», военная доблесть были залогом успеха его управления. Учитывая горький опыт своего предшественника, Борис Александрович стал тщательным образом подбирать себе подчиненных. Его кадровые рокировки получали поддержку со стороны министра внутренних дел графа В. П. Кочубея. Казанский губернатор неоднократно выражал ему за это свою благодарность: «…милостивое Вашим Сиятельством меня подкрепление делает великое влияние на всех чиновников и заставляет их или пребывать в предписанных законами границах, или еще с усердием и ревностью продолжать свое служение. Меня же напротив того поставляет в такое положение, что я от каждого без лицеприятия могу требовать точного исполнения его должности»[251]. К примеру, секретарем губернского правления был назначен титулярный советник Павел Ильинский, окончивший курс правоведения Московского университета. По личному ходатайству Мансурова советником губернского правления стал хорошо ему известный городничий города Спасска Тамбовской губернии коллежский асессор Алексей Станицкий[252]. Вторым советником губернского правления становится Савва Андреевич Москотильников. Примечательно, что уже через год Мансуров представил его министру полиции для награждения, сопровождая следующей характеристикой: «отличил себя особливою деятельностью и усердием, знанием законов и производства дел», опытными сведениями «во всем предлежащем вниманию губернского начальства», нравственностью, «коими означались все действия его по службе, равно и похвальный образ жизни». В качестве губернского стряпчего по уголовным делам Москотильников неоднократно принимал участие в расследовании дел о злоупотреблениях в уездах Казанской губернии. «За ощутительный успех в течение дел, ему я должен отдать надлежащую справедливость, доказательством приобретенной им по общежитию доверенности послужит то, что он многократно был избираем посредником несколько продолжительных распрей, окончил их примирением. Свидетельством его образованности является то, что он является членом Санкт-Петербургского общества любителей наук словесности и художеств»[253], — продолжает Мансуров. В тексте улавлива ется очевидная перемена его мнения в отношении к этому человеку. Редко можно было встретить в провинции столь образованного и опытного чиновника, каковым являлся С. А. Москотильников. Такой советник для губернатора был сущей находкой.