Казанское губернаторство первой половины XIX века. Бремя власти

Теперь в поисках заработка бывшие вятские чиновники вынуждены были перебираться в соседние губернии. Казанскую губернию отличал полиэтнический состав населения, выгодное торговое месторасположение. Не знающие русской грамоты «инородцы» для составления официальных бумаг были вынуждены обращаться с просьбами к платным посредникам. Как правило, такие услуги оказывались отрешенными от должности или находящимися под судом бывшими чиновниками. Ябедничество для этого люда превратилось в постоянный источник доходов. Практически вся деятельность административных учреждений снизу доверху опутывалась вязкой паутиной, сотканной из доносов и апелляций. О масштабах этого явления в Казанской губернии можно судить по факту появления специального узаконения. Указ запрещал «удаленным от службы чиновникам сочинение прошений и хождение по делам всякого рода». Текст документа содержал поименный список самых злостных ябедников, состоящий из пятнадцати фамилий. Он обнародовался, «чтобы имена их сделать гласными по всем Присутственным местам». Для прекращения практики анонимного доносительства предписывалось: «…чтобы прошения по делам всякого рода в судебные места или к лицам, в должностях состоящих, писаны были впредь на гербовой бумаге с означением на оных имен сочинителя и писца». По мнению законодателя, эта мера должна была остановить доносительство, поскольку теперь за клевету можно было привлечь к юридической ответственности. Вот на фоне вятских событий Москотильников и получил «почетное» назначение в эту губернию, что не предвещало его служебной карьере ничего хорошего. К тому же уже в 1807 г. эта губерния вновь подверглась очередной проверке Сената. Само появление указа о борьбе с ябедничеством в Казанской губернии свидетельствовало о чрезвычайности сложившейся здесь ситуации. Это тот случай, когда местная власть была не в состоянии справляться с доносителями без помощи верховной власти. Доносительство опутывало, тормозило и душило деятельность местной администрации, подчас извлекая из этой правительственной инициативы лишь материальные выгоды для сочинителей бумаг.

Если внимательно вглядеться в приведенный выше перечень имен и фамилий, собрать воедино разрозненные сведения о служебных перемещениях всех упомянутых лиц по делу Кацарева, то нетрудно заметить за всеми кадровыми перемещениями влияние «мнения» сенатора Пестеля. В этом, по-видимому, и заключался его проект по оздоровлению состава казанской губернской администрации. Таким вот образом сенаторская ревизия, перетряхнувшая казанскую губернскую администрацию, дала начало губернаторству Б. А. Мансурова.

Известный мемуарист Ф. Ф. Вигель (сын пензенского губернатора), проезжая в составе Великого посольства в 1805 г. через Казань, записал об этом губернаторе: «…это был человек вдовый, довольно пожилой, отменно добрый, до губернаторства находился все в военной службе. Не знаю, почему искал я в нем сходства с отцом моим, но кроме доброты и честности, никакой не находил»[247]. Удивил Мансуров его своей открытостью и доступностью, граничащей с фамильярностью. Вероятно, вживаясь в новую должность, он стремился угодить любому, самому незначительному столичному чиновнику, а тем более участникам столь представительного посольства. Званые обеды, балы, выезды на природу с обязательным участием начальника губернии создавали атмосферу заботы и подчеркнутого внимания. При этом сам губернатор был начисто лишен чопорного аристократизма, в делах же он слыл прагматиком и знатоком человеческих душ. Но, чтобы удержаться чужаку во власти, этого было мало. Необходима была поддержка аристократической верхушки казанского дворянства. Губернатор сумел ею заручиться. Он просто стал ее частью. Будучи вдовцом, на склоне лет Борис Александрович посватался к дочери покойного князя Семена Михайловича Баратаева, бывшего казанского наместника (управлял губернией с 1789 по 1797 гг.). Княгиня Анна Александровна Баратаева отдала за действующего губернатора старшую из своих пяти дочерей, Елизавету. Дочь другого казанского губернатора, красавица Екатерина Аплечеева, также вышла замуж за симбирского губернатора князя Сергея Николаевича Хованского (правил с 1803 по 1808 гг.). Можно предположить, что брак с равным по статусу, несмотря на большую разницу в возрасте, был для губернаторских дочерей предпочтителен. Да и Мансурову этот супружеский союз сулил только выгоды. Благодаря покровительству княжеского рода Баратаевых, его принимают аристократические круги Казани. Долгие годы его связывала крепкая и давняя дружба с очень богатыми и влиятельными казанскими помещиками Молоствовыми. Одним словом, благородное общество в лице семейств Чемесовых, Юшковых, Панаевых, Желтухиных, Мусиных-Пушкиных дружелюбно приняло нового правителя губернии в свою среду, что было чрезвычайно важно для любого российского губернатора, получавшего назначение в одну из помещичьих губерний, поскольку он был вынужден «делиться» властью с местным дворянством.