Казанское губернаторство первой половины XIX века. Бремя власти

Но не все смирились с результатами проверки. В Санкт-Петербург потянулся бумажный шлейф различных протестов, просьб, контрдоносов. В письме Сергея Левашова сообщалось, что сенатский указ (от 1 ноября 1805 г.) «о предании суду всех причастных ко взяткам» не исполняется[240]. В качестве примера приводился козьмодемьянский и чебоксарский предводитель дворянства Андрей Иванович Апехтин, третий месяц исполнявший свои обязанности, хотя должен был находиться под следствием палаты уголовного суда. В результате переписки министра юстиции с губернатором и губернским прокурором выяснилось, что донос оказался ложным, никакого Сергея Левашова ни в Казанской губернии, ни в соседних городах не оказалось. В завершение этого разбирательства Мансуров обратился к князю Петру Васильевичу Лопухину «о защищении противу покушений людей неблагонамеренных, которые не находя ни в расположениях, ни в действиях моих ничего могущева послужить пищею злословия их, наконец, прибегнули к составлению сего пасквиля»[241].

С подобной просьбой обращался к министру правосудия смещенный председатель Казанской палаты уголовного суда Семен Яковлевич Веденяпин. Он также просил оказать покровительство, полагая, что донесения Пестеля основывались «не на истине, т. е. не на фактах, а по наговору и подпитаны неблагорасположением самого сенатора»[242]. Ответ был неутешительным. Место председа теля палаты занял коллежский советник Сокольский. Среди бывших подчиненных Веденяпина значился Савва Андреевич Москотильников, рапорты и донесения стряпчего уголовной палаты часто фигурировали в деле Кацарева. Но не каждый начальник хотел бы иметь в своем подчинении чиновника с репутацией правдолюбца и «ябедника». От такого можно было ожидать компромата и на самого себя. По формулярному списку Москотильникова[243] 27 ноября 1806 г. он был «награжден за добрую службу к произведению чином надворного советника», а затем перемещен в Вятскую губернию с сохранением прежней должности. Полагаю, произошло все это не без участия Пестеля, но почетная ссылка не входила в планы Саввы Андреевича. В его послужном списке за этот год имеется другая запись — об увольнении по причине болезни. В декабре 1806 г. Москотильников искал возможность преподавания в Императорском Казанском университете по кафедре российской юриспруденции. Однако его ходатайство не было удовлетворено. По мнению Н. П. Загоскина, это произошло из-за вмешательства директора университета И. Ф. Яковкина, аттестовавшего его как «бывшего актера казанского „вольного“ театра», «уволенным секретарем городового магистрата», ныне ставшего «ябедником», не последним «между славящимися казанскими письмоводцами и писателями просьб»[244].

Поясним, что под этим подразумевалось. Последняя фраза означала образную отсылку на именной указ от 30 марта 1806 г.[245], появившийся с целью пресечения «беспорядков, происходящих в Казанской губернии от разных ябедников, высланных по отрешении от должностей из Вятки и из других мест там скопившихся». Так случилось, что с 1800 по 1801 гг. обе губернии дважды подвергались столичным ревизиям, создававшим зияющие дыры в штате губернских и земских чиновников. Ожидание судебных решений в течение ряда лет без жалованья, а значит и без средств к существованию, приводило провинциальных чиновников к нищете. Подобная кадровая ситуация сложилась в Вятской губернии по результатам тотальной ревизии «генерального обследования» Павла I (1799–1800). В «Записках» сенатора И. В. Лопухина[246] об этих событиях сохранились интереснейшие воспоминания. Дело в том, что для самих ревизоров инспекция завершилась неожиданными последствиями. Императором были отрешены от должностей и преданы суду все чиновники губернии, но «первое движение гнева государева» было ограничено рассмотрением дела в Сенате. Конечным итогом ревизии в Вятской губернии 1800 г. было увольнение всех чиновников губернского правления, губернских палат (кроме казенной палаты). Участь же прочих была передана на рассмотрение обозреваемых сенаторов. Такой поворот событий заставил призадуматься не только всю местную российскую администрацию, но и самих ревизоров. Подобными мерами нельзя было искоренить причины вскрытых злоупотреблений, теперь ситуация усугублялась кадровым дефицитом. По прошествии десятка лет сенатор И. В. Лопухин, возвращаясь к этому вятскому резонансу с его участием, все пытался найти в собственных донесениях к государю мотивацию принятого решения. В тексте «Записок» можно уловить некий оправдательный оттенок, хотя, по мнению их автора, по содержанию его рапортов «ничего нет такого, по чему бы можно было отрешить без суда». Безудержный нрав Павла в случае с массовыми увольнениями в Вятской губернии, отразившись на судьбах сотен чиновников и их семей, отбросил тень на репутацию самих сенатских ревизоров.

Сенатор И. В. Лопухин