Казанское губернаторство первой половины XIX века. Бремя власти

В то же время его миссия традиционно развивалась в правовом формате сенаторских ревизий. Он должен был разобраться со злоупотреблениями в Тетюшском уезде по жалобе татар, поданной на «Высочайшее имя», ознакомиться с положением делопроизводства в присутственных местах. Впервые ревизорские отчеты стали сопровождаться отсылками или комментариями по уже проделанной в этом направлении работе местного правительства. Тем самым создавалось впечатление о тесном сотрудничестве сенатора с начальником губернии и компетентности членов губернского правления.

Количественные показатели эффективности губернаторской власти — число «решенных» и «нерешенных» дел в присутственных местах, величина недоимок по губернии — являлись обязательной составляющей сенаторских проверок. Что касается осмотра губернского правления, Александру I доносилось: «Нашел оное в исправности и относительно быть долженствующих книг, реестров и журналов и денежную казну, состоявшую в день осмотра моего в 9367 рублей 72 копейки в целости. Из сведений мною затребованных с 1 января по 1 ноября 1809 года оказалось в решении разных сортов 2799 дел… В нерешении же показано мне в день моего осмотра — 19 дел (83 дела находились в сношениях вне Казанской губернии, поэтому не окончены)… Подсудимых в губернии оказалось на 1 декабря 1809 г. — 894, да особо содержащиеся — 68 человек. Архив правления нашел в хорошем порядке… Обращаясь на служение губернатора, я почитаю себя обязанным Всеподданнейше донесть, что на него лично жалоб до меня не доходило и что он, сколько я заметил, тем, которые к нему прямо поступали, давал немедленно законный ход»[285]. Оценка эффективности функционирования губернского правления во главе с губернатором подтверждалась не только количественными показателям. Она дополнялась сведениями об «устроении» в 1809 г. суконной фабрики, хорошим снабжением продовольствия в больничных учреждениях, рабочих и смирительных домах. Все это подытоживалось «особой попечительностью» начальника губернии.

По-видимому, конструктивная направленность миссии Обрезкова заключалась в его желании отразить реальную картину состояния дел в провинции, в стремлении помочь губернаторам в разрешении управленческих заторов и трудностей, в поддержании их рациональных инициатив. Примером тому может послужить его личное участие в реорганизации взимаемой с лашман повинности. Изучив ситуацию на месте, Обрезков составил записку об отстранении земской полиции от составления нарядов для лашман. Он предложил передать эту обязанность в Адмиралтейство. К сожалению, проект этот не нашел поддержки ни в Министерстве морских сил, ни у директора департамента государственных имуществ Министерства финансов. В целом же для казанской администрации посредничество сенатора Обрезкова не прошло бесследно. В его отчетах по Казанской губернии был прописан образ «попечительного» и добропорядочного губернатора. Позднее по документам сенаторских ревизий Н. Ф. Дубровин, помимо казанского гражданского губернатора Мансурова, к числу таковых причислил пермского губернатора Гермеса, вятского — фон Братке, нижегородского — Руновского[286]. Все они достойно прошли школу сенаторских проверок. Их губернаторство неоднократно подвергалось различным испытаниям. И при этом их бескорыстное служение оставалась вне всяких сомнений.

Ревизии закачивались не только наказаниями, но и наградами, особенно если проверка удовлетворяла вышестоящее начальство. Такие инспекции могли завершиться давно ожидаемыми чинами. К примеру, Петр Алексеевич Обрезков рекомендовал по Казанской губернии отметить десятерых чиновников. Среди них к «высочайшему воззрению» были представлены председатель палаты уголовного суда статский советник Сокольский (по его ведомству показано было к 1 ноября 1809 г. 42 нерешенных и 851 решенное дело), председатель палаты гражданского суда статский советник Пыхачев (у него значилось 169 решенных дел против 108 нерешенных), председатель совестного суда коллежский советник Григорович, отличавшийся «общим об нем добром мнении и доверенностью к нему дворянства»[287]. Прозорливо был отмечен по службе и родной брат М. М. Сперанского. Надворный советник Кузьма Михайлович Сперанский служил тогда в Казани губернским прокурором[288]. Вот что о нем сообщалось: «В каменном тюремном замке содержащиеся подсудимые попечением губернского прокурора Сперанского найдены мною в хорошем положении, как помещения в разных отделениях без тесноты, так и избыточного продовольствия их… Губернский прокурор Сперанский в недавнем времени в сем звании в Казани находящийся везде со мной, во всех переездах по разным следствиям в Казанской губернии бывшим»[289]. Сведения эти ревизор перепроверял лично. Для этого инспектор инкогнито расспрашивал сторожа тюрьмы, беседовал с ее обитателями, но «никаких увещеваний» не услышал.