Казанское губернаторство первой половины XIX века. Бремя власти

Толчком к изменению положения дел в управлении Казанской губернией послужил донос бывшего дворянского заседателя ядринского уездного суда прапорщика Ивана Мисаилова. «Всеподданнейшее прошение» было передано им в собственные руки Николая I в Варшаве в 1830 г.[501] В нем сообщалось о «свирепых» и «наглых» злоупотреблениях, совершающихся в Ядринском уезде по отношению к «непросвещенному народу чуваш» со стороны земского исправника Лукомского и всех чиновников земского суда. Сам Мисаилов предлагал свои услуги в качестве переводчика при организации следствия, но при этом выражал недоверие местным властям и даже московскому департаменту Сената, рекомендуя рассмотреть это дело в Санкт-Петербурге. Прямое вмешательство императора в застойные процессы административной жизни Казанской губернии ускорило развитие событий. С этого момента верховное внимание к казанским событиям не ослабевало. Уже в мае шеф жандармов получил подтверждение справедливости доноса Мисаилова. В рапорте штаб-офицера сообщалось, что он неоднократно докладывал «об отягощениях излишними поборами бедных поселян Ядринского и прочих уездов…, передавал все обстоятельства дела гражданскому губернатору, чтоб при новой баллотировке Лукомского не утверждать, губернатор был также оповещен, что Лукомский находится в тесных связях с губернским секретарем Дороховым и советником губернского правления Межуевым, с которыми и делится пополам»[502]. И действительно, еще в апреле 1830 г. в сводках первой экспедиции III Отделения отложилось донесение «о чиновниках Казанской губернии», в котором речь шла об окружении губернатора Жеванова, о наличии неформальных отношений с «лихоимцами» Ядринского уезда. В документе говорилось: «Секретарь при губернаторе Дорохов — чиновник пристрастный к интересу, игрок в карты, обыкновенно занимается сим ремеслом с приезжающими в губернский город исправниками. Весьма близок к своему начальнику и живет в губернаторском доме. Чиновника для особых поручений Москатильникова держит губернатор за отменный слог письма, невзирая, что он человек без нравственности, отпадший от религии и был под судом. Он занимается сочинением разных просьб. Советник губернского правления Мижуев пьет запоем и пристрастен к лихоимству. Исправник Ядринского уезда Лукомский чиновник совершенно не благонадежный для службы, делает поборы с казенных крестьян, но пользуется расположением начальника губернии»[503]. Впервые доносилось, что губернский прокурор Солнцев «слишком явно предан несчастной слабости к пьянству, затмевающей его природные способности и препятствующей ему обращать строгое и беспрепятственное внимание на действия Уголовной палаты, от чего часто он пропускает неправильные журналы, составляемые по произволу советника Иванова, руководимого самым алчным лихоимством»[504]. Председатель палаты уголовного суда по преклонности лет был уже недееспособен, что предоставило Иванову возможность «торговать правосудием». В качестве доказательства приводились оперативные сведения, что капитал его составляет около 400 тыс. и хранится в Московском опекунском совете на имя неизвестного, к тому же в прошлом году он купил в Казани дом. Бенкендорф передал записку штаб-офицера на рассмотрение министру внутренних дел А. А. Закревскому, а сведения о губернском прокуроре — управляющему Министерством юстиции Д. В. Дашкову. Пока крутилась карусель взаимных претензий, в октябре 1830 г. Жеванов по болезни окончательно слег и больше уже не поднялся. О состоянии его здоровья было отписано: «…управление губернии принял вице-губернатор Филиппов. Несчастное положение, в коем находится губернатор Жеванов, достойно сожаления. В разговорах его приметны знаки помешательства, ибо он беспрестанно твердит, что он преступник.

Бог всему судья!»[505]

Расследование по доносу Мисаилова о должностных преступлениях в Казанской губернии было поручено подполковнику Маслову, из доверенных офицеров самого императора. Тексты его донесений выдавали в нем не только отличного исполнителя и профессионала, но и личность неординарную, осознающую степень ответственности за возложенное на него поручение. Он сразу отметил особенность губернии, «происходящую от большого числа спускаемых сюда сенаторских ревизий», но все же «зло не истребивших». Метастазы злоупотреблений губернских чиновников продолжали распространяться. В качестве доказательства Маслов приводил факт вскрытого сообщества взяточников, возглавляемого Межуевым, бывшим правителем личной канцелярии Соймонова, ныне занимавшим пост советника губернского правления. Этот Межуев в сговоре с ядринским исправником Лукомским (в документах встречается Лукманский. — А. Б.) и правителем губернаторской канцелярии Дороховым нажил «лихоимством целое состояние» и прибрал к рукам всю «распорядительную часть» в губернии[506]. По свидетельству жандарма, «кормясь с распределения чиновничьих мест на откуп» эти подельники и являлись реальными правителями губернии.