Казанское губернаторство первой половины XIX века. Бремя власти

Далее жандармский подполковник переходил к оценке позиции губернатора на происходящее. Он писал: «Я наблюдаю строго за тем чиновником, который обличен доверием от правительства и готовится занять место и выше»[507]. Упоминаемый в рапорте чиновник — это генерал-майор Альберт Карлович Пирх. Он получил в ноябре 1830 г. должность казанского губернатора после кончины Жеванова. Подробно расписав факты поборов по уездам Казанской губернии, жандармский офицер обратил внимание своего начальства на отношение губернатора Пирха к своим обязанностям. Сообщалось: «Послабление ж со стороны губернатора очевидно во всех отношениях… г. казанский гражданский губернатор чисто сердечно сознался мне, что он для того искал место губернаторское, чтоб получить только звание сенатора, следовательно, в виду не было с его стороны быть полезным службе»[508]. Следующие строки были равны приговору: «…осмелюсь уведомить, что должного уважения г. губернатор не имеет. Я не смел бы положиться на слухи, для столь уважительного лица в губернии, но сам всему очевидец образу жизни Его Превосходительства, кроме обедов ежедневных по купечеству, а после обеда в театре, обременен к тому же спячкой. Нельзя успеть при такой жизни в делах, разве только сохранить канцелярский порядок»[509]. После такой характеристики править Пирху в должности гражданского губернатора пришлось недолго — с декабря 1830 г. по май 1831 г. В середине мая, по причине болезни, он передал управление губернией вице-губернатору Филиппову. 21 июня по собственному прошению получил отставку[510]. Поводом к увольнению Пирха послужила болезнь, вызванная безвременной смертью его молодой супруги — Анны Николаевны Мусиной-Пушкиной (1802–1831), родной сестры попечителя Казанского учебного округа. В этом можно усмотреть провидение судьбы, стечение обстоятельств, но мечты о сенаторской карьере для Альберта Карловича Пирха оказались несбыточными… Возможно, основываясь на одном только этом случае, нельзя проводить прямую зависимость между должностным мнением жандарма и увольнением губернатора, но для самих штаб-офицеров она была очевидной. В качестве примера можно привести мемуары полковника Э. И. Стогова, где он с нескрываемым удовольствием описывает подробности своего участия в увольнении сразу трех симбирских губернаторов[511].

Между тем расследование подполковника Маслова вызвало недовольство министра внутренних дел Арсения Андреевича Закревского. Он обвинил жандарма в ложном доносительстве на предводителя нижегородского дворянства Ульянинова, оправдавшего в своем расследовании Лукомского. Своему начальству в очередном рапорте Маслов доложил, что это оправдание было вызвано «в угодность некоторым из окружающих особу Его Сиятельства, а более для тестя Лукомского и брата жены его г. Анненских, и за то по представлению графа Закревского получил звание камер-юнкера»[512]. Все эти выявленные жандармом подробности и навлекли «недоброжелательство министра». В этой схватке Маслова спасло личное знакомство с императором. В декабре 1831 г. документы по ядринскому делу были переданы на рассмотрение в Сенат. Через год уже следующий казанский губернатор, Степан Степанович Стрекалов, решился секретно (через земского судью) все же перепроверить сведения Ульянинова. На сей раз они не подтвердились…

Непредвзятая манера ведения собственного расследования, подчеркнутая независимость в отношении с губернским начальством получили у самих же жандармов название «система Маслова»[513]. Судя по оценке его деятельности со стороны вышестоящего начальства (в 1834 г. он был поставлен во главе VII округа корпуса жандармов, а через два года произведен в генерал-майоры), эта «система» быстро нашла своих сторонников и почитателей.