Казанское губернаторство первой половины XIX века. Бремя власти

К началу 30-х гг., в результате активной деятельности Секретного комитета 1826 г., верховная власть приступила к реализации преобразовательной программы в области местного управления. Подобная официальная сверка начавшихся реформ с «общественным мнением» не была излишней. Это предположение подтверждается еще одним документом, отложившимся в фонде секретного архива III Отделения по Казанской губернии под названием «О состоянии Казанской губернии, о состоянии губернского управления, о злоупотреблениях чиновников за 1826–1832 гг.»[489]. На самом же деле речь шла о событиях 1812–1826 гг. Вероятно, документ этот готовился специально. Внешне он представляет собой структурированную выборку из донесений жандармских офицеров. По содержанию это не что иное, как выражение ведомственной позиции III Отделения на результаты сенаторской ревизии 1819–1820 гг. Кратко, в пяти пунктах, перечислялись причины ревизии Кушникова и Санти, затем более подробно указывались причины увольнения губернатора Нилова. Лаконично и упрощенно было представлено состояние губернской администрации до и после ревизии Сената. Прописанные итоги были неутешительными: текучка гражданских губернаторов, злоупотребления уездных чиновников, продолжавших «кормиться» за счет местного населения. Шагом к исправлению происходящего стал указ от 27 января 1832 г., по которому в Казанской губернии генерал-губернаторская форма правления отменялась, вместо гражданских сюда вновь стали назначать военных губернаторов[490]. С этого времени должностные взаимоотношения жандармских офицеров и военных губернаторов заметно «потеплели», в делопроизводственной переписке появились сведения об их совместных действиях.

От общих наблюдений вернемся к жандармским донесениям первых лет, когда шла притирка нового ведомства с другими институтами власти, вырабатывались приемы межличностных отношений штаб-офицеров с начальниками губерний и министерствами. Это был период апробации нового механизма негласного надзора. Сами жандармы находились в поиске жанра собственных донесений: кто-то свои тексты озаглавливал как записки, кто-то как рапорты или донесения. В своей массе они представляли сюжетное, но вместе с тем разорванное повествование. Предмет надзора в фокусе интереса верховной власти казался еще размытым. Его конкретизация зависела от политического угла зрения конкретного штаб-офицера, персональный текст которого должен был утолить информационный ведомственный интерес. Содержащийся в донесениях жандармских штаб-офицеров информационный калейдоскоп о событиях на местах предоставляет возможность реконструировать цельные сюжеты об управленческой практике, составе чиновников, о персонах отдельных губернаторов, пополнить сведения о подробностях их увольнения.

К примеру, в секретной части III Отделения отложились документы о причине перевода в Симбирскую губернию исполняющего обязанности казанского губернатора Александра Яковлевича Жмакина (ставленника сенатора Соймонова, управлявшего в Казани в 1823–1826 гг.). Его перевод в другую губернию стал результатом ревизии деятельности попечителя Казанского учебного округа. Жмакин был тестем Владимира Ивановича Панаева[491], одного из вдохновителей изгнания М. Л. Магницкого из Казани[492]. Панаев, вспоминая о тех событиях, искренне сокрушался, что политическая дезориентация тестя обернулась для того потерей возможности стать казанским губернатором. Виной тому указывались интриги уже обреченного Магницкого. Направленность ревизии генерал-майора П. Ф. Желтухина (был женат на дочери князя Д. В. Тенишева) казалась очевидной для всех. Как доверенное лицо императора, он был отправлен в Казань для смещения попечителя учебного округа. Желтухин вынужден был объясниться с Панаевым относительно дальнейшей судьбы его тестя: «Судите сами, мог ли я сохранить с ним прежние отношения? Я ревизирую человека, находящегося под гневом правительства, а Александр Яковлевич его принимает, ласкает, а мачеха вашей супруги каждое воскресенье ездит в университетскую церковь к обедне. Следует ли так поступать начальнику губернии?… Я давно генерал, а тесть ваш — статский советник, но помня, что он правит губернией, еду к нему. Говорят — нет дома. Чьи же это сани? Магницкого. Меня не принимают, а он — там. Судите сами»[493]. Поэтому в мае 1826 г. должность казанского гражданского губернатора досталась Отто Федоровичу Розену.