Каждое мгновение!

И Гапич ответил так, как никогда никто не отвечал полковнику, как и сам он, полковник, ни разу в жизни не отвечал не только командиру своему, но и подчиненному:

— Да бросьте, товарищ полковник! Что за нужда говорить пустое!

Полковник оборвал его чем-то вроде: «Вы с ума сошли, майор! Как вы разговариваете?!» Здесь были почти несмышленые лейтенанты и надо было командирской властью все «привести в меридиан». И все же полковник сдержался по каким-то причинам — он тогда не знал, почему сдержался. И только потом понял. Эта внутренняя человеческая независимость Гапича обеспечена огромной силой его души и воли. Он не служил — он работал. Он так и говорил: «был на работе», «иду с работы», «мы сегодня работали»…

Танки Гапича можно было отличить издали, даже не видя опознавательных знаков на башнях. Они у него не блестели. Их внешняя опрятность не превосходила разумного. В роте Гапича траков не драили, резину не красили. Но в дизелях его машин не стучали клапана, запускались они все до единого с полоборота, фрикционы не пробуксовывались, катки не гремели. Как-то исподволь, незаметно рота Гапича стала самой надежной — не блестящей, а надежной. Никто там не щелкал каблуками, не козырял, отрывая руку от виска со свистом. Даже лейтенанты Гапича как-то раньше других лейтенантов утратили училищный шик. Первым заметил это на смотре генерал. Заядлый танкист, он вначале подозрительно оглядел тусклые машины Гапича. Потом спросил у него небрежно:

— Вы что, майор, не любите танки?

Гапич, прежде чем ответить, пожал коротко плечами:

— Никак нет, люблю…

— Что же они у вас невеселые?

— А чего им веселиться, товарищ генерал…

У полковника сердце екнуло: сейчас этот майор наговорит такое — не расхлебаешь.

— Им ведь не на ВДНХ стоять. На них ездить надо.

— Эх вы… танкист! «Ездить»… Ездят на автобусе, майор. На танках ходят. И танки не ездят, а ходят… Запомните это…

— Так точно: ходят, — сказал Гапич и тихо добавил: — Простите, оговорился.

Тут уж генерал с нескрываемым, хотя и с не очень дружелюбным любопытством уставился на майора. Помолчал, покусывая верхнюю губу. И вдруг отчетливо и весело сказал, косясь одновременно на полковника:

— Виноват, говорите? Ездят, говорите? А ну-ка, майор, посмотрим, как они у вас ездят! По машинам. Командую я!

— Шлем и комбез генералу! — успел крикнуть полковник. Но генерал движением руки остановил начштаба, готового броситься выполнять поручение.

— Ты что, полковник, меня за танкиста не считаешь?.. Федотов, тащи сюда шлем и комбез.

Тот, кого назвали Федотовым, был старший лейтенант Федотов, адъютант командира дивизии, тихий, спокойный мальчик, затерявшийся где-то в задних рядах. Прижимая руками планшетку и кобуру с пистолетом к тощим бедрам, он затрусил в ту сторону, где остановились легковые машины. Все время, пока бегал адъютант, генерал возбужденно молчал, только раздувал ноздри, поглядывая на окружающих. Он и позировал немного, и молод был еще для своего звания — кровь играла в нем.

Ему помогали одеться, шлем он натянул сам, чуть грузно, но все еще молодцевато взобрался на броню рядом с Гапичем.

— К запуску! — как-то по-флотски скомандовал он. И танки — вся рота — взревели дизелями в одно мгновение. Тут сказались и выучка водителей, и четкость связи, и внимание командиров взводов и отдельных машин, и надежность техники. Что там было, на полигоне, пока никто не знал. Только генерал вернулся оттуда умиротворенный.

— Разрешите получить замечания, — сказал Гапич.

— Пуговицу на комбез пришейте, майор, — ответил генерал.

И это еще не убедило полковника, думал, что подобрел генерал оттого, что утолил жажду: сам водил танк, сам произвел несколько выстрелов по мишеням…

В конце концов полковник понял, какая находка для него Гапич. Понял, а полюбить не полюбил. Ему всегда было легче с обычными, в чем-то похожими на него самого офицерами, даже с теми, кто подражал ему. Форма, субординация, должность и высокое звание страховали его от неуместных замечаний, панибратства, гарантировали ему уважение в любом случае.

И вот сейчас Гапич мог спасти положение. Его рота занималась на полигоне. Полковник мог приказать только Гапичу. Потому что уже имел приказ сам: не трогать боевых машин. Сидеть тихо. Но рота Гапича играла сейчас роль учебной. И этим «но» он и решил воспользоваться. А когда позднее речь зайдет об этом — все будет выглядеть пристойно. «Так и решим», — подумал полковник. Решение он принял, вернее, нашел его, эта решение. Еще ничего не было сделано, но полковник сознавал: Гапич не подведет. Что он будет думать о нем, о своем командире, — это его дело, но решение нашлось…

— Вы на своей машине поедете за мной. Не отставать! Если плохо водите — бросьте машину здесь.

— Нет, — сказал Сидоренко, — мы не отстанем. Только, ради бога, скорей, скорей, полковник! Может быть, еще успеем!