Каждому свое

Стремительность, с которой он направился к телефону, как только услышал имя «Меттерних», убедила Сильвию в том, что в последние четыре месяца он не притворялся ипохондриком и не симулировал плохое самочувствие ради жалости или продления увольнения по болезни. Друзья Сильвии считали «контузию» хитрой выдумкой, цинично посмеивались и одобряли эту выдумку. Вполне порядочные и, насколько ей было известно, храбрые мужья ее подруг смело хвастались тем, что, когда им надоедала война, они добивались увольнения или продлевали его, симулируя ту или иную болезнь. В безумном хаосе лжи, пьянства и распутства, царивших в обществе, такого рода обман казался Сильвии почти добродетелью. В любом случае, когда мужчины проводят время на пышных приемах – или, как Титженс в последние несколько месяцев, у мисс Уонноп за чаем и обсуждением газетных статей, – тогда они хотя бы не убивают друг друга.

– Не расскажешь ли ты мне, что с тобой на самом деле случилось? – спросила Сильвия.

– У меня вряд ли получится… В темноте возле меня что-то вспыхнуло… хотя точнее было бы сказать – «взорвалось». Наверное, тебе это не слишком интересно?

– Очень даже интересно! – воскликнула Сильвия.

– Все дело в том, – проговорил Титженс, – что я не знаю, что произошло, и не помню, что я делал. Три недели словно вычеркнули из моей жизни… Помню только, что очнулся в госпитале и не мог вспомнить свое имя.

– В самом деле? Или это гипербола? – спросила Сильвия.

– Нет, это не гипербола, – проговорил Титженс. – Я лежал на кровати в госпитале… А твои друзья забрасывали его бомбами.

– Не называй их моими друзьями, – сказала Сильвия.

– Прошу прощения, – проговорил Титженс. – Не слежу за языком. Что ж, скажем так: злосчастные варвары сбрасывали с самолетов бомбы прямо на госпиталь… Не думаю, что они понимали, что именно бомбят… Небрежность – только и всего…

– Не нужно из-за меня жалеть немцев! Не нужно жалеть никого из тех, кто способен на убийство! – воскликнула Сильвия.

– Я очень беспокоился, – продолжил Титженс. – Я сочинял предисловие к книге про арминианство…

– Только не говори, что ты написал книгу! – вскричала Сильвия. Ей казалось, что, если Титженс сам напишет книгу, у него появится возможность самостоятельно зарабатывать себе на жизнь. Многие говорили ей, что он просто обязан попробовать себя в писательстве.

– Нет же, никакой книги я не писал, – сказал Титженс. – Я даже не знаю, что такое арминианство…

– Ты прекрасно знаешь, что это за ересь, – резко сказала Сильвия. – Ты же сам мне о ней рассказывал несколько лет назад.

– Именно! – подтвердил Титженс. – Несколько лет назад я знал, что это такое, но в госпитале уже не смог вспомнить. Сейчас я уже помню, но тогда не мог, и переживал по этому поводу. Очень неловко писать предисловие о том, о чем не имеешь ни малейшего понятия. Но в армейском смысле ничего позорного в этом не было… Однако меня по-прежнему ужасно беспокоил тот факт, что я не помню своего имени. Я лежал и все беспокоился и беспокоился, и думал о том, как будет неловко и стыдно, если придет медсестра и спросит, как меня зовут, а я не смогу ей ответить. Разумеется, мое имя было написано на бирке, пришитой к воротнику, но я забыл об этом… А потом толпа пронесла мимо меня то, что осталось от медсестры, – в нее тоже попала немецкая бомба. Они все падали и падали вокруг.

– Боже правый! – воскликнула Сильвия. – То есть ты хочешь сказать, что мимо тебя пронесли мертвое тело?

– О нет, бедняжка была жива, – сказал Титженс. – К сожалению. Ее звали Беатрис Кармайкл… Это первое имя, которое я запомнил после контузии. Теперь-то она, конечно, мертва… Процессия разбудила солдата, который лежал в противоположном углу комнаты; у него на голове была повязка, вся красная от крови… Он соскользнул с кровати и, не говоря ни слова, подошел ко мне и стал меня душить…

– Этого просто не может быть… – проговорила Сильвия. – Прости, но я тебе не верю. Ты же офицер, невозможно, чтобы мимо тебя пронесли раненую медсестру. Они же наверняка знали, что твоя сестра Каролина тоже была медсестрой и погибла на фронте…

– Кэрри утонула вместе с кораблем, на котором работала, – поправил ее Титженс. – Слава богу, вид той раненой девушки не напомнил мне о сестре… Но не стоит думать, что вместе с именем, званием, номером войска и датой поступления на службу они записывают в документах, что я потерял сестру и двух братьев на фронте и что мой отец тоже умер, не сумев этого пережить…

– Но ты ведь потерял лишь одного брата… – сказала Сильвия. – Я носила траур по нему и твоей сестре…