Каждому свое

– Нет, двоих, – сказал Титженс. – Но я хотел рассказать тебе о человеке, который меня душил. Он издал несколько душераздирающих воплей, прибежали санитары, оттащили его от меня и обездвижили. «Вера!.. Вера!.. Вера!» – выкрикивал он через каждые две секунды – судя по моему пульсу, – и так до четырех часов утра, а потом умер… Даже не знаю, что он хотел: позвать какую-то девушку или огласить религиозную проповедь, но он очень мне не нравился, потому что именно с него начались мои страдания… Ведь я знал девушку по имени Вера… И нет, мы не были любовниками – это была дочь главного шотландца, главного папиного садовника. Но все дело в том, что каждый раз, когда он говорил «Вера!», я спрашивал себя: «Вера? Какая Вера?» Я не мог вспомнить фамилию папиного садовника.

Сильвия, которая в тот момент думала совсем о другом, спросила:

– Ну и как его фамилия?

– Не знаю, до сих пор не смог вспомнить… Вся суть в том, что, когда я понял, что не помню имя, я ощутил себя несведущим и глупым, как новорожденный, и забеспокоился еще сильнее… В Коране говорится – во время ежедневного чтения энциклопедии «Британника» у миссис Уонноп я добрался лишь до буквы «К», – что «сильный человек побежден тогда, когда побеждена его гордость». Конечно, я тут же выучил наизусть Королевский воинский устав, Руководство по полевым учениям для легкой пехоты и прочие аналогичные документы – все то, что подобает знать английскому офицеру.

– О Кристофер! – вскричала Сильвия. – Ты читал эту энциклопедию? Какая жалость. Ты ведь так ее презирал.

– Именно это я и подразумеваю под «победой над гордостью», – сказал Титженс. – Разумеется, сейчас я запоминаю услышанное или прочитанное… Но я не добрался и до буквы «М» – вот почему меня так обеспокоил Меттерних. Я стараюсь сам запоминать информацию, но у меня далеко не всегда получается. Такое ощущение, словно мою память стерли начисто. Но порой одно имя напоминает о другом. Ты, наверное, заметила: когда я услышал о Меттернихе, мне сразу вспомнились Каслри и Веллингтон… и даже еще кое-кто… И именно это мне и предъявят в Отделе статистики, когда будут меня увольнять. Истинным предлогом послужит то, что я служил. Но мне они скажут, что дело в том, что мои знания ограничиваются энциклопедией, точнее сказать, примерно двумя ее третями… А может, истинным поводом станет то, что я не буду подделывать статистику, дабы обмануть французов. Они просили меня об этом – хотели дать мне такое отпускное задание. Видела бы ты их лица, когда я отказался.

– Ты правда потерял на войне двух братьев? – спросила Сильвия.

– Да, – ответил Титженс. – Одного мы называли Кудряшом, а второго – Долговязым. Ты их никогда не видела, потому что они уехали в Индию. И держались в тени…

– Двое! – воскликнула Сильвия. – А я писала твоему отцу лишь об одном, по имени Эдвард. И о твоей сестре Каролине… В одном письме.

– Кэрри тоже держалась в тени, – проговорил Титженс. – Занималась благотворительностью… Но я помню, что она тебе не нравилась. Сразу было видно, что ей суждено быть старой девой…

– Кристофер! – сказала вдруг Сильвия. – Ты считаешь, что твоя мать умерла от горя, когда я уехала?

– Господи, нет, – ответил Титженс. – Я так не считал и не считаю. Я знаю, что это не так.

– Значит, она умерла от горя, когда я вернулась… – заключила Сильвия. – И не стоит это отрицать. Я помню твое лицо в ту минуту, когда ты открывал телеграмму в Лобшайде. Мисс Уонноп переслала ее туда из Рая. Я помню почтовый штемпель. По-моему, у нее жизненное предназначение было такое – приносить мне горе. В тот момент, когда ты прочел телеграмму, я видела по твоему лицу: ты думаешь о том, что обязан утаить от меня тот факт, что считаешь – она умерла из-за меня. Я видела по твоему лицу, что ты обдумываешь: а возможно ли скрыть от меня ее смерть? Но ты, конечно, не мог этого сделать, потому что помнил, что мы собираемся в Висбаден и что нам подобало теперь носить траур. И ты повез меня в Россию, чтобы не везти на похороны.

– В Россию, – повторил Титженс. – Теперь припоминаю… я тогда получил приказ от сэра Роберта Инглби – он велел мне помочь генеральному консулу Англии в подготовке статистических данных для властей в Киеве… В те дни это был самый многообещающий по части промышленности регион в мире. Сейчас – уже нет, естественно. Я и пенни от вложенных денег вернуть не смогу. Мне казалось в те дни, что я поступаю правильно… И конечно же деньги были мамиными. Я вспоминаю… Да, конечно…