Каждые сто лет. Роман с дневником

Нина была серьёзной, не слишком болтливой, но и не замкнутой. Бывала и весёлой, но в меру. Характерной чертой её была какая-то умная сдержанность. Говорить с ней можно было о чём угодно. Нина много читала, но по развитию выше Ксенички, пожалуй, не была. А всё же импонировала. Уважение к ней ещё сильнее возросло, когда Нина однажды пришла на гимнастику с нотами. Оказывается, она уже давно учится музыке и после гимнастики пойдёт на урок в консерваторию, где занимается в младших классах. Ксеничка посмотрела ноты: соната Моцарта! Дома, в Полтаве, были сонаты Моцарта и Гайдна, но их никто не играл – сестра и мать предпочитали Бетховена, а эти считались верхом трудности. Ксеничка подивилась, а потом рассказала Нине о своих муках под руководством учительницы музыки мадемуазель Гозорп.

– Что это за «Славянская песня»? – спросила Нина. – Приходи ко мне с нотами, когда пойдёшь с урока, мне хочется посмотреть.

Ксеничка получила разрешение Лакомбов и на другой же день пришла к Нине. Жили они не так далеко от площади Сен-Франсуа, в отдельной квартире. Мама Нины встретила гостью преувеличенно ласково, но совсем не понравилась – многоречивая, громкоголосая, в каком-то капоте, неряшливо причёсанная. Ни с кем из знакомых дам её сравнить было нельзя. В числе прочего мама Нины обмолвилась, что они находятся в родстве с великим композитором – Нина приходится Чайковскому племянницей. Ксеничке скоро стало ясно, что Нина не боится матери и едва ли очень её любит. Впрочем, на эту тему девочки никогда не разговаривали.

Нина взяла ноты «Славянской песни», села за фортепьяно и начала с листа играть так, как Ксеничке и не снилось.

– И вовсе не трудная! – заявила Нина.

– А шесть бемолей?

– Вот пустяки! – Нина опять стала проигрывать пьесу. – Красивая! – со вздохом сказала она. – Почему мне таких пьес не дают? Всё сонаты да этюды.

Ксеничка тоже убедилась, что пьеса красивая (мадмуазель Гозорп не потрудилась хотя бы раз её сыграть), и убедилась также в том, что ей никогда не сыграть даже приблизительно как Нина. И на следующий урок так скверно её исполнила, что учительница вышла из себя, отругала лентяйкой и бездельницей, отменила пьесу и велела купить «Primevere» Коллинга. Из этой пьесы тоже ничего не вышло – там был всего один диез, но она требовала беглости, а какая могла быть беглость при напряжённой и сжатой руке?

Музыкальные способности Нины ещё больше возвысили её в глазах Ксенички. Она нисколько не завидовала, но любила её и восхищалась ею. В хорошую погоду девочки проводили воскресенья вместе, однажды сговорились пойти гулять за город. Отпросились, но не сказали, куда пойдут, – выбрались за город и совершили чудесную прогулку. Брели по лугам, собрали по большому букету цветов, было светло, радостно и совершенно безлюдно. Может, оттого, что было воскресенье, они не встретили на своём пути ни души. Вдруг обе закричали:

– Смотри, смотри!

Они находились в ложбине, где с одного края на другой шло удивительное строение – арки, образующие мосты на подпорах. Но это не был мост, что же такое? Тут только девочки сообразили, что забрались далеко, и отправились назад: странное строение и окружающая тишина их немного вспугнули.

Лакомбы пожурили Ксеничку:

– Где ты так долго пропадала? Откуда цветы?

Ксеничка сказала.

– Mais c’est l’aqueduc! Grand Dieu![25] Да он же находится возле Cully. Как это вы забрались в такую даль? Хорошо, вас никто не видел, а то досталось бы, что траву топтали.

Между тем письма с красивыми марками приходили на виллу «Роза Ивановна» всё реже, и Нелл становилась всё грустнее и задумчивее. Раз Ксеничка застала её с небольшим альбомом в руках. На столе лежали цветы, стоял стакан с водой, кисточки, акварельные краски…

– Ты рисуешь? А я и не знала.

– Буду учиться, я поступила в ателье к мадам Эгро.

С тех пор Нелл стала меньше валяться в постели и читать по ночам. Она часами сидела за маленьким столиком, рисовала или писала акварелью: приобретала специальность.

От времени до времени появлялся Фред, и мадам Лакомб опять впадала в озабоченность. Если спросить которую-нибудь из сестёр, почему мама невесела, одна скажет – c’est à cause de Fred, другая – c’est à cause de Marguerite[26].

У Маргерит явно были неприятности по работе. Она жаловалась на Утингер, называла её интриганкой и сплетницей. Ругала жену Шольдера, что та не бережёт своего мужа, изводит его бессмысленной ревностью. Маргерит хотела искать другую работу и в то же время жалела эту. И где найти новую? Филипп Меркантон всё так же приходил по вечерам, вот тогда все веселели.

Внезапно Чайковские стали собираться домой. Отец Нины, крупный инженер, работал где-то на Дальнем Востоке, ему платили большие деньги. Не хотелось Ксеничке с Ниной расставаться. Они так полюбили друг друга, что не представляли, как будут жить розно.