Каждый день декабря

Жестко. Я не смею поднять глаза на Рори. Ох, сколько всего накручено-наверчено. Элисон идет напролом. И хотя Джессике, вероятно, хотелось бы, чтобы Рори двигался вперед, вряд ли она обрадовалась бы тому, что за этим кухонным столом сижу я. Не говоря уже о том, что я нахожусь здесь исключительно в качестве друга. Может быть, следует сказать об этом Элисон? Хотя было бы неплохо, если бы Рори взял эту обязанность на себя.

– Мама, я…

– Дорогой, не стоит взваливать себе на плечи ответственность за весь мир и все, что в нем происходит…

Она выразительно указывает на дверь.

– Хотя плечи у него крепкие.

Слова выскакивают у меня изо рта сами собой, когда перед моим мысленным взором калейдоскопом проносятся воспоминания о том, как в универе Рори с голым торсом играл в футбол, а потом в июльскую жару танцевал на музыкальном фестивале в Эштон-корте.

– Это точно, – кивает Элисон. – Плечи у него что надо. И ноги замечательные.

– О, господи! – восклицает Рори, а Дейв хохочет.

– В гараж сейчас же! Оба. Марш!

Мужчины разворачиваются и уходят, качая головами, – один хихикает, другой досадует, – а я до глубины души жалею о том, что родилась не в такой семье. Где по-доброму подтрунивают друг над другом и честно говорят, что думают, где все друг друга любят и уважают.

– Вы сказали, вас что-то беспокоит. Пусть даже дело пустяковое, я охотно выслушаю.

Я наклоняюсь вперед и кладу ладонь на ее руку.

– Мне, право, неловко.

– Ерунда. Я – специалист по неловкостям. Могу пояснить на примерах, но боюсь произвести плохое впечатление.

– Это исключено. Рори стал улыбаться – другого впечатления мне не нужно. Кроме того, не знаю, рассказал ли он вам об этом, но не столь давно я пополнила ряды матерых преступников.

– Как же, рассказал. Хотела бы я на это взглянуть. Должно быть, это выглядело уморительно.

– Если честно, не знаю, что на меня нашло в тот момент. Мне просто захотелось это сделать. Нет, вообще-то знаю. Когда тебе диагностируют рак, это потрясает до глубины души. И меня потрясло и побудило задуматься над тем, как я прожила жизнь, какие решения принимала и какие поступки совершала. Пусть это прозвучит самодовольно, но я считаю, что неплохо справилась. Мое самое главное достижение – это Рори… – Я киваю. Своих детей у меня нет, но я понимаю ее материнскую гордость. – Я старалась никому не причинять зла и дурных наклонностей за собой никогда не замечала. Я откровенно говорю, что думаю, так что застенчивой фиалкой меня не назовешь, и в юности была той еще оторвой, но желание созоровать, совершить какую-нибудь пакость – такое со мной было только в детстве. И знаете что? Это было потрясающе. И я ни капли не раскаиваюсь. Момент неверия, что я таки осмелилась на это, когда бежала по торговому центру, – это я, которая никогда не бегает! – а сердце заходилось в груди – таких упоительных ощущений я уже давно не испытывала. Это было что-то. И после операции таких волнующих моментов в моей жизни станет больше. – Она улыбается мне, и я ее понимаю. – Я не про магазинные кражи – это был не лучший поступок, и, нужно сказать, на следующий день Рори вернулся в магазин и заплатил. Он не одобряет моих методов борьбы с социальной системой. – Она подмигивает. – Но когда сердце заходится от волнения – я хочу пережить это снова. Вот, подумываю прыгнуть с парашютом. Дейв и Рори развопятся, конечно, но я это сделаю. Возможно, в вингсьюте – костюме белки-летяги. Знаете, что это такое?

– О да! Мне тоже этого хочется. Представляю, каково это – парить в воздухе.

– Да! Так и думала, что вы меня поймете. – Она делает паузу и задумчиво смотрит на меня. Я не знаю, как реагировать, и потому улыбаюсь и жду продолжения. – Мой сын довольно сдержан в проявлении эмоций, как вам известно. – Ого! Это что, у нее такой прием? Втянуть в разговор, а потом поймать врасплох? – Не знаю, что происходит между вами. Я любопытна, хочу знать, он мой сын, мой единственный ребенок, и я его обожаю. Я пристрастна, но другого такого замечательного мужчину, как он, вы вряд ли встретите.

Я киваю. С этим трудно поспорить.

– Должна вам сказать, что мы просто…

Она вскидывает руки, прерывая меня:

– Не нужно ничего говорить. Да, я хочу знать, но это не означает, что я должна знать. Он взрослый человек и имеет право на личную жизнь. Но что бы там у вас ни происходило, пусть это продолжается – я буду вам бесконечно признательна.

Я не знаю, что на это сказать. Физиономия у меня пылает – такого количества тепловой энергии вполне хватит на то, чтобы расплавить снег между Бристолем и Батом. Внутри меня все ликует от радости.

Даже в качестве друга я способствую тому, чтобы на лице этого прекрасного мужчины снова сияла улыбка.

И я нравлюсь его маме. Такое со мной впервые. Мое сердце делает колесо – нет, круче, выполняет полный набор акробатических трюков.

Но сегодня речь не обо мне. Сегодня день Элисон.