Каждый день декабря

…Векам на зависть,
любовь дойдет до Страшного суда,
не изменяя и не изменяясь

[36].

Двадцать первое декабря

Белл

Сбегая по ступенькам в подвал «Дома надежды», я не могу сдержать улыбки. Обожаю такие рождественские миссии – можно сказать, я рождена для них. Остается надеяться, что сегодня – не тот день, когда Толстяк Алан отказался от своей пагубной привычки отсыпаться в подвале.

Я спросила у Арианы, могу ли обратиться за услугой к ее клиенту – она засмеялась и дала несколько советов. Которые, как я надеюсь, не понадобятся. Я в два счета управилась с уборкой и теперь приступаю к выполнению миссии. Я распахиваю дверь и слышу тихий храп, доносящийся из угла, где на двух поддонах покоится очень большое тело.

Сейчас я должна сыграть роль, которая мне совсем не по вкусу. Которую я никогда в жизни не стала бы играть, если бы не мама Рори и возможность порадовать ее в этот самый страшный день в ее жизни.

Я немного нервничаю, подходя к Алану, присаживаюсь на корточки и осторожно трясу его за плечо.

– Алан, Алан! – шепчу я ему на ухо.

Он ворочается и чмокает губами.

– М-м-м.

– Алан, Алан!

Слышится тихий храп. Я предпринимаю очередную попытку. Безрезультатно. Не работает. На ум приходит совет Арианы: будь с ним пожестче. Он любит строгость, когда ему приказывают. Прикрикни на него, и он станет шелковым.

Мне это не нравится. Я очень надеялась, что обойдется без этого.

Я вспоминаю, как в первые дни работы он просыпался и явно получал удовольствие от прикосновений пипидастра. Я вынимаю его из корзинки и собираюсь с духом.

– Алан, подъем! – Я делаю командный голос и тыкаю его кончиком метелки, хотя что он там может чувствовать сквозь латексный костюм, – это для меня полная загадка. – Алан!

Я снова тыкаю. Он приоткрывает глаза.

– Алан!

Я шлепаю его пипидастром. Лица под маской не видно, но, кажется, он доволен.

– Алан, вставай и делай, как тебе сказано, – рявкаю я. Это какой-то бред. – Мне нужна твоя помощь.

Тишина.

– Алан. А ну встал, оделся и повел меня в «Долтонс»! Впустишь меня внутрь, я пробуду там десять минут, а потом запрешь дверь. И будешь молчать, а я никому не скажу про это. Живо. Давай пошевеливайся! – ору я.

Он вскакивает на ноги.

– Да, хозяйка.

Он мямлит, но головой кивает очень энергично.

– Прямо сейчас. Говорить не нужно. Просто сделай, как я сказала.

Ощущение самое странное.

– Конечно, хозяйка.

Он нагибается, и я несколько раз охаживаю его по заднице пипидастром. О, господи, я ли это? Но мысль о том, что Элисон будет счастлива, меня поддерживает и вдохновляет.

Рори

Тот самый день наступил. Надеюсь, сегодня мы узнаем, распространился ли рак на лимфатические узлы и потребуется ли маме химио- или лучевая терапия. Если нет, то просто удалят опухоль. Врач настроена оптимистично и верит во второе, но окончательно это станет ясно во время операции. Я стараюсь не нервничать и держу себя в руках, но боюсь услышать окончательный вердикт – вдруг он окажется не таким, как мы надеемся?

У меня брякает телефон – это Белл прислала фотографии. Когда вчера мы с Дейвом вернулись из гаража, на кухне витали запахи какао-порошка и рома, а в огромной кастрюле плавился шоколад. Мама и Белл катали шарики и, отчаянно фальшивя, во весь голос распевали «Белое Рождество». Обе одновременно повернулись и помахали нам с Дейвом перепачканными шоколадом руками. В том, как они держались, чувствовалась радость и невысказанная единодушная угроза. Пугающе единодушная и пугающе не высказанная. Вполне вероятно, что за этот час, проведенный один на один, у них возникла своего рода диковинная рождественская телепатия.

Мама была полна решимости приготовить шоколадные штучки, и, хотя мы с Дейвом считали, что ей следует сосредоточиться на своем здоровье и сегодняшней операции, улыбка, появившаяся вчера на ее лице, доказывала, что мы ошибались. Рождественская стряпня оказалась именно тем, что ей было нужно, и Белл поняла это и поддержала ее. Пару часов спустя я доставил Белл домой с огромной картонной коробкой, наполненной красивыми целлофановыми пакетами, скрепленными красными, золотыми и зелеными ленточками.

Я открываю сообщение и наклоняюсь к маме, чтобы показать фотографии. Она уже побывала в отделении интенсивной терапии, и сейчас мы все ждем врача. Мама все еще немного вялая, но так обрадовалась нам с Дейвом, что при виде ее на каталке у меня на глаза навернулись слезы.

Фотографии две. На первой – гора пакетиков, которые лежат на мамином рабочем столе. Как Белл умудрилась туда попасть, ума не приложу. На другой фотографии – она сама, в маске, крадется на цыпочках через парковку с пакетиками в руках. Очевидно, у нее имелся сообщник – ведь кто-то ее сфотографировал и помог проникнуть в здание. Мама не дала бы ей ключи, и как Белл попала в здание на рассвете – это за пределами моего понимания.

– Эта девушка просто ангел. Ты меня слышишь? Ангел, – говорит мама.