Каждый день декабря

К десяти часам я завершила научные изыскания, слегка обновив концепцию «Зимней сказки» в школьном проекте, приняла душ и готова на цыпочках спуститься вниз и удивить родителей.

Снеговиков и снежинок из соленого теста я не привезла – знаю, что поделки им ни к чему, – а на школьные деньги купила флакон Jo Malone для мамы, шелковый шарф для Роузи, галстук для зятя и книгу об алкогольной зависимости для папы – в дополнение к мешочку со специями. Я хочу показать, что я здесь ради него, поддерживаю его и горжусь им.

– Привет!

Я захожу на кухню – вся из себя, хвост трубой, – а мама жарит блинчики. Она всегда готовит завтрак в Рождество, хотя я впервые за многие годы проснулась к нему. Стол выглядит изумительно. Огромная миска ягод для блинчиков, а также яйца-пашот, копченый лосось и голландский соус насыщенного сливочно-желтого цвета в любимом папином соуснике. Ну и дура же я была, столько лет пропуская завтраки! Я замечаю фужеры для шампанского.

– О, дорогая, какой приятный сюрприз! С Рождеством! Ты только приехала?

– Нет, вчера поздно ночью после междусобойчика, и пробралась к себе наверх. Я не хотела вас беспокоить. Счастливого Рождества!

Я подхожу к ней и чмокаю в щеку. Телячьи нежности в семейном кругу – это не про меня, но сегодня я настроена на то, чтобы показать свою любовь.

– Где папа?

На него это не похоже. Обычно он ошивается на кухне, высказывает маме за то, что яйца неидеальной формы или другую ерунду, а сам просматривает лайки в Инстаграме. Его зависимость от одобрения соцсетей не меньше, чем у тринадцатилетнего подростка.

– Сейчас спустится. Последние дни он неважно себя чувствует. Думаю, это из-за реабилитации.

– Да, наверное, – соглашаюсь я.

Столько лет расшатывать организм пьянкой – неудивительно, что без алкоголя болячки выходят наружу.

Папа появляется внизу. У него легкая одышка, поэтому он сидит, а не бродит по дому, ища к чему придраться. Его состояние меня настораживает, но раз у него по-прежнему хватает сил критиковать направо и налево, то это хороший знак. Голландского соуса мало (это маме, и это неправда), я не так чищу морковь (все так) – а теперь он раньше обычного заводит шарманку про то, что «вечно ты все наперекосяк, одно от тебя расстройство». Счастливого Рождества!

Утро идет своим чередом, моя самоуверенность действует как раздражающий фактор: «Может, тяпнем на завтрак «Слезы девственницы», мама, папа, вы как?» – но это я из самых лучших побуждений. Что-то не так, папа не такой, и не факт, что накатить до полудня поможет делу.

Я заговариваю об этом с мамой, но слышу в ответ «дорогая, не нагнетай», а еще «ты же знаешь, как твой папа много работает, думаю, ему нужно расслабиться». Это означает, что со своей позицией она определилась. Но, справедливости ради, последние двадцать лет папа так ее вымуштровал, что вряд ли она способна к переменам.

В который раз мне на ум приходит Гермиона из «Зимней сказки», хотя, сколько раз ни перечитывай пьесу, моим надеждам на то, что мама однажды превратится из каменной статуи в женщину с собственным мнением, правами и решениями, вряд ли суждено материализоваться. Я знаю, что родители по-своему любят друг друга – мне тяжело принять их стиль взаимоотношений, но это не означает, что у них с этим проблемы.

Пару часов спустя, за полчаса до обеда прибывает Роуз со своим сокровищем-мужем на буксире. Папа души не чает в Джеке и, если бы не слабость в ногах и опухшие лодыжки, выпрыгнул бы из собственных штанов.

– О, Синди, скорей сюда! Наша дочурка приехала, ну, проходите, проходите! Ничто так не радует, как родные лица.

Наша дочурка. Наша дочурка. Не хочется быть занозой в заднице, но… Вообще-то я тоже тут.

– Кто в здравом уме отмечает Рождество всухую?

Эту реплику подает мама, когда я убираю бутылку с праздничного стола. Я пытаюсь следовать своему плану, хочу доказать, что трезвый образ жизни возможен, и с трудом удерживаюсь от замечания:

– Думаю, тот, кто только что вышел из реабилитации.

Мои установки на доброжелательность, любовь и некритичное отношение дают крен. Я держусь, но перспектива быть причисленной к лику святых или, по меньшей мере, получить пропуск в рай очень бы меня поддержала.

– Ну, как работа?

О, господи. Говоря это, папа смотрит на меня. Прямо на меня. Неужели это происходит? Пропуск в рай отменяется. Вот оно, мое вознаграждение. Я начинаю рассказывать о проекте.

– Отлично. Можно сказать, мне есть чем гордиться…

– Я говорил с Джеком. Не нужно думать, что мир вращается вокруг тебя, Белл. Она ночевала здесь эту ночь, ты так сказала, да, Синди? – Мама кивает. Ко мне не обращаются, на меня не смотрят – папа говорит с Роузи. – Это второй раз за месяц. Мы начинаем беспокоиться, что она бездомная и скрывает это от нас.

Стол взрывается от хохота, а я смотрю на часы.

Мы обедаем, смотрим обращение королевы и собираемся перейти к настольным играм. Это последний пункт программы, после которого гости, то есть Роузи с мужем и я, могут отправляться по домам.