Каждый инструмент – молоток. Правила жизни и творчества бессменного ведущего «Разрушителей легенд»

Дедлайны также разрушители всякого рода оправданий. Они проламывают стены, которые мы ставим между собой и новыми, незнакомыми вещами, о которых мы в глубине души хотим узнать побольше. Для нас как созидателей эти стены являются оправданиями, которые мы формируем, чтобы не созидать, чтобы не начинать, не делать, не работать: «Я не знаю, что создать. Я не знаю, как это сделать. Что если я напортачу? У меня нет всего, что нужно». Созданные вами же границы на вашем времени могут оказаться зарядом взрывчатки, который обрушит барьер между вами и креативностью. Дедлайны – не самая веселая штука во вселенной, и нужно время, чтобы к ним привыкнуть, но, когда вы сидите за верстаком или за столом и смотрите на законченный проект, вы почти наверняка поблагодарите дедлайны за то, что все так вышло. Вы даже захотите их обнять.

Еще пара недель, и это будет хорошо

Когда я впервые пришел в Industrial Light & Magic, чтобы работать над «Звездными войнами», где-то в глубине души я надеялся, что, проходя через эти двери каждый день, я буду попадать на шоколадную фабрику Вилли Вонки для изготовителя макетов. Стены станут текучим калейдоскопом цветов, где будут встречаться все оттенки из каталога Пантона. Потряси любое дерево, и все виды и размеры болтов, винтов, гаек и застежек посыплются тебе под ноги. За каждой дверью тебя будут встречать новые чудеса творчества. До определенной степени все так и оказалось: в ILM никогда не было нехватки инструментов, материалов или знания. Другое дело время. Не имело значения, сколько его выделили на работу, его никогда, никогда не хватало.

Одним из первых проектов, на который я был назначен после «Скрытой угрозы», оказалось скромное кино Клинта Иствуда «Космические ковбои» о группе пожилых астронавтов, которых выдернули из отставки, чтобы они отправились в космос и спасли сбившийся с пути спутник. Я сказал «скромное», потому что большая часть фильмов XXI века, где речь идет о космосе, имеют бюджет, намного превышающий 100 миллионов долларов, и большая его часть уходит на спецэффекты. «Космических ковбоев» для контраста сделали за 65 миллионов, и это означало, что бюджет на эффекты был соизмеримо ниже, в то время как стандарты производственного качества и экранного реализма оставались более-менее теми же самыми.

Моя работа на этой ленте состояла в том, чтобы сконструировать все внутренности грузового отсека шаттла НАСА, которым Клинт и компания воспользовались, чтобы спасти спутник. Если бы это была богатая картина, со всеми ракурсами, которых требовал сценарий, мы бы по делу построили несколько шаттлов разного размера, детально проработанные отсеки для съемок вблизи и менее детальные – для съемок крупным планом. Однако бюджет «Космических ковбоев» был невелик, так что нам пришлось изготовить только одну невероятно детальную модель 7 футов длиной на все случаи. Имея на руках ортогональную схему расположения частей обшивки, предоставленную НАСА [34], мы разметили все наружные детали, потом присвоили каждой серийный номер и нанесли его с помощью самых маленьких переводных картинок. Внутри шаттла мы повторили каждую гайку и болт, и петлю, и рукоятку до невероятной степени точности. Мы работали маленькой бригадой из семи человек, каждый своей, особой специальности, и вместе за 10 тяжелых недель мы сделали то, что, как я верю, является одной из самых достоверных из когда-либо созданных масштабных моделей шаттла.

Моей главной работой на «Космических ковбоях» было конструирование всего в грузовом отсеке. Что за мечтой была эта работа: изготовить каждую гайку и болтик за дверями шаттла!

Одним из бойцов нашего маленького отряда был ветеран ILM и легендарный скульптор по имени Айра Килер. Айра был известен в мастерской благодаря способности взять кусок ясеня, маленький рубанок и за несколько дней превратить бесформенный кусок дерева в автомобиль, шлем штурмовика или крыло самолета. Он делал большие надрезы ленточной пилой, придавал грубую форму с помощью долота и рашпиля, а затем рубанком длиной не более указательного пальца аккуратно удалял всякий кусочек, который не являлся частью скульптуры, пока не «освобождал ангела из мрамора», если позаимствовать фразу у Микеланджело, самого знаменитого ваятеля из всех.

Зрелище того, как он работал, внушало благоговение, особенно когда мы трудились вместе. Но когда я вспоминаю Айру, первым делом мне в голову приходит одна из его любимых фразочек. Вот он шлифует, делает идеальную кривую, соединяющую корпус шаттла и крыло, отступает на шаг, изучает результат трудов один момент, а потом небрежно бросает: «Ты знаешь, еще пара недель, и это могла бы быть хорошая модель…»