Каждый пред Богом наг

Кем именно и в каком научном институте в Карлсруэ работал Илья она не спрашивала и не собиралась выспрашивать ни у него, ни у его жены, которую ещё больше стала полагать своей верной подругой, а они и не собирались ей об этом что-либо рассказывать. Но понятно стало, что Илья здесь зарабатывает то, что не снилось ему на родине, а продолжил ли он и здесь оставаться тем же блестящим физиком-теоретиком, мнение которого почитали за честь в научных кругах — кто ж его знает, не ей же об этом и знать и судить. Однако лишь увидев воочию их обычную, ежедневную жизнь, Зоя вдруг ярко вспомнила именно то самое, о чём Лена лишь иногда и то — осторожно, говорила в письмах, то есть, о том, что Илья начал по вечерам так капитально бухать, прямо по целой бутыли скотиш виски вылакивал за вечер, никогда не буянил, просто сидел с книгой, читал и — прикладывался, пока бутыль виски не оставалась пустой, а ведь ничего этого не было и в помине, пока они плохо жили на бывшей родине. Утром же на работу выезжал как стёклышко, не имея ни малейшего аппетита к завтраку и опрокинув полную кружку с растворённой антипохмельной таблеткой. Причём всё это, со слов Лены, началось почти сразу с их, так сказать, счастливой, новой жизни в Германии. Лена пыталась говорить об этом с Ильёй, выяснить, что с ним стало происходить и почему, может всё дело в новом месте, новой работе, новых сослуживцах, но он категорически не желал об этом разговаривать. Что было не так? Что и как происходило у него на работе? Он не говорил, но пил всё серьёзнее и серьёзнее, так что однажды, незадолго до прилёта к ним Зои, Лена написала Зое, что всё — больше она так жить не может, она больше не знает, как бороться за Илью, не понимая причин его засасывающего пьянства, и она сказала Илье, что если он не остановится, то она плюнет и на него, и на вожделенную Германию и вернётся жить домой, в Москву. И он затих, перестал, как потом оказалось — лишь на время.

Домик, который они снимали все эти годы, был одноэтажный, но со множеством комнат, с обустроенным под жильё подвальным этажом, с садом. Понятно, что зарабатывал лишь Илья, Лена же была домохозяйкой, при этом они умудрялись откладывать деньги на лелеемую покупку в ближайшем будущем своего дома — тоже в близком предместье Карлсруэ.

К ним постоянно приезжали в гости то её дочери, то её брат с семьёй, то его брат с семьёй, то его мама, благо комнат в домике было достаточно. Её же мама, оправдываясь тем, что некогда, что надо помогать семье сына, уже и внуков их нянчить, не приехала ни разу, как бы Лена её ни звала.

Лена была добропорядочной домохозяйкой, всех приезжавших привечала, готовила обеды и ужины, всегда собирала Илье с собой на работу ёмкости с едой, отчего он очень быстро превратился из стройного и подтянутого, хотя уже и 40-летнего дядю, в распухшего от толстых складок на теле дядьку, уже совсем не выглядевшего моложавым и привлекательным. Однако, когда Зоя увидела их в аэропорту Штутгарта, то оба они показались ей счастливыми, так, может, они такими и были?