И когда из центрального, самого объемного ящика аккуратно вытащила почти все бумаги, вдруг нащупала в самой глубине, на дне какую-то общую тетрадку без названия, без обозначения, вытянула и раскрыла её: обычная толстая общая тетрадь, на каких записывали лекции в институте, только сильно потрёпанная и замусоленная. Елена тихо положила её перед собой и почему-то очень медленно, как если бы боялась увидеть там что-то страшное, открыла наугад…Да, значит, не зря она чуяла здесь призрак другой, чужой женщины. Елена начала читать… Страницы были сплошь исписаны корявым Андреевым почерком, который Елена легко разбирала. Там не было никаких дат, только отдельные небольшие абзацы — она начала читать, и накатила горячая волна: значит, всё-таки появилась та бестелесная и незримая другая женщина…Елена читала не выбирая: «…если бы я тебя не встретил, то, наверное, все долгие годы каждую случайную встречную принимал бы за тебя и ошибался бы без конца, но я тебя встретил…Не знаю, что такое любовь, её чётко очерченного определения нет, кажется, ни в каком словаре, ни в какой энциклопедии, даже в Большой Советской. Её понятие неопределённо, зыбко, но почему тогда я точно знаю, что к тебе — любовь? Она налетает и накрывает, когда и где ей угодно, не спрашивая позволения, даже если она выскочила совсем не к месту и не вовремя, и уходит она, когда ей вздумается…Она не подчиняется никаким угрозам, никаким приказам, не подвластна мольбам, уговорам, слезам, упрёкам, шантажу…она делает то, что сама хочет. Любовь и свобода очень похожи своею полной независимостью ни от кого, ни от чего. Я и сейчас помню, как увидел тебя впервые на какой-то квартирной картинной выставке: вот уж точно, что это не было любовью с первого взгляда, но когда я начал с тобой говорить о какой-то немыслимой чепухе, но уж совсем не о картинах, и ты совершенно блистательно отзывалась, отвечала на мою потрясающую чушь, я точно понял, что это — ТЫ…”. Лена помнила эту первую встречу как если бы она случилась только что…Она подняла от строчек голову, сколько-то времени тупо смотрела в окно, ничего не видя: она и сейчас видела, как на чётком снимке, какую прекрасную чушь они оба тогда несли, и как затягивала их эта невероятная околесица ровным счётом ни о чём, даже пересказать невозможно, но они не могли и не хотели остановиться и было так светло, так хорошо, как бывает вообще-то только во сне, да и то — в детстве.