Каждый пред Богом наг

А поступив после армии в ВЛА, Вова стал редко приезжать домой, потому что младшекурсники жили и учились на казарменном положении, что Вове очень понравилось, хотя его мама к тому времени получила от работы отдельную двухкомнатную малогабаритную квартирку, и, казалось бы — приезжай, живи, теперь у неё своя комната, у него будет своя. Но ему почему-то лучше было жить в казарме, даже при жёсткой дисциплине, даже в выходные, всё равно — лучше, и домой он совсем не стремился, но мать этого не понимала, и когда он ей звонил, звала его приезжать «домой», когда их стали отпускать из казармы на побывки. А он тайно, как в детстве, всё ждал, что мама не просто позовёт его, а горько заплачет оттого, что он не приезжает, что скажет сквозь слёзы, как сильно она по нему соскучилась, что она его так любит, ждал, что она будет звать его в новую квартиру, потому что без него ей там плохо, пусто…Но ничего этого не было, и голос её был сух, как осенний лист, не было в нём ни малюсенькой капли тепла, любви, а ведь она осталась одинокой, замуж больше так и не вышла, хотя звали и не раз.

И так же тайно, как в детстве, он ждал, что отец вспомнит про него, но и этого тоже не случилось. Однажды Вова, уже будучи курсантом, каким-то немыслимым образом сам разыскал адрес отца, накупил подарков, поехал к нему в курсантской форме, в невероятном волнении — так он ждал этой встречи, он был почему-то безоговорочно уверен, что отец ахнет от неожиданного восторга, обрадуется несказанно…Номера телефона узнать не удалось, поэтому поехал, не позвонив, наугад. Отец и его нынешняя жена были дома и встретили его ледяным изумлением, ну, за подарки, конечно, поблагодарили, дежурные вопросы, конечно, позадавали, чаем, конечно, напоили, но уж очень было видно, что они понятия не имеют, о чём с ним ещё говорить, кроме как о бывших родственниках и учёбе в ВЛА. Больше Вова туда не ездил, а отец тогда даже не спросил, как с ним связываться. В тот же вечер, уехав от отца, Вова напился в дупелину, в хлам, в полном одиночестве, за какими-то гаражами, выхластав без всякой закуски большую бутылку водки (вообще-то он мог запросто умереть), благо, что в казарму можно было не возвращаться, а мать тогда подумала, что он именно в казарме и ночует, так что и беспокоиться о нём нечего, а никаких мобильников/смартфонов тогда и в помине не было. Прочухался он там же, за гаражами, в густых зарослях высокой травы, крапивы и кустов: в мятой курсантской форме, промокший насквозь, хорошо ещё, что никто на него там случайно не наткнулся, иначе карманы бы вывернули по полной, да ещё, скорее всего, и измутузили бы до полусмерти. Он, как мог, почистился, потом с трудом поехал к бабушке с дедушкой, которые страшно испугались, увидев его в таком виде, что-то им жуткое врал, но старики очень доверчивы, бабушка привела его форму в порядок, пока он мылся, потом спал, потом дедушка пытался всё же выяснить, что же с ним случилось, а бабушка пыталась накормить его обедом, но есть он совсем не мог — кусок в горло не лез, только очень просил стариков не звонить матери, дескать, он сам ей всё расскажет, и наконец под вечер уехал в казарму. Но матери он так ничего и не рассказал, ни о том, что раздобыл адрес отца, что ездил к нему, что потом напился вдрызг, что валялся за гаражами — ни-че-го…