Каждый в нашей семье кого-нибудь да убил

Джульетта запустила показ съемки, и я увидел, что это действительно серия фотографий, составлявших как бы киноленту с отдельными кадрами, сделанными раз в три минуты, таймер в левом нижнем углу перескакивал вперед при смене картинок. Запись прокручивалась. Время от времени на экране появлялись серые пятна – фигуры шедших к шале людей, но это почти ничего не давало, так как все они были слишком расплывчатыми и рассмотреть какие-нибудь характерные черты было невозможно. Единственное преимущество – на снимках была видна часть дороги, но даже при этом камере еще нужно было ухитриться один раз в три минуты щелкнуть затвором и заснять движущуюся по видимому ей отрезку пути машину. Я уже успел пару раз пройтись от шале до гостевого дома и знал, что по снегу быстро не разбежишься. Это обеспечивало еще один положительный эффект: камера фиксировала большинство проходящих, кроме тех, кто чересчур спешил, пусть даже при этом они все равно не поддавались идентификации.

Джульетта оставила запись прокручиваться. Запись двигалась вперед быстрее реального времени, так как каждый снимок находился на экране двадцать секунд вместо трех минут. Около одиннадцати вечера некто прошел в направлении четвертого шале. Я знал, что это София идет ко мне. Картинок через десять она совершила обратный путь во второе шале и скрылась из виду. По нечеткой тени трудно было определить направление движения, но время совпадало, и я был вполне удовлетворен своими выводами. Надеялся приметить кого-нибудь еще, кто толокся бы рядом с шале номер два между двумя появлениями на снимках Софии, но мне не повезло. Кто бы ни был этот человек, он пропал в трехминутном окне между кадрами, что было либо изумительной счастливой случайностью, либо тщательно спланированной акцией. Фильм скачками передвигался глубже в ночь без всяких происшествий, один раз в кадре возник курильщик, вышедший из отеля, да еще две тени, державшиеся за руки и смотревшие на звезды. Примечательно, что никто не шел в сторону поля для гольфа вверх по склону.

Как только пробило час ночи, Джульетта крепче сжала в руке мышь. Она что-то высматривала. Через несколько снимков искомое было обнаружено, и хозяйка курорта нажала на паузу.

– Я подумала, это интересно, – сказала она. – Зеленых Ботинок нет ни в списке гостей, ни в числе сотрудников, и никто из окрестных жителей не заявил об исчезновении человека. Я связалась по рации с другими курортами, везде только и говорят об этой истории, и все в полном недоумении. – Джульетта указала на лежавшую на столе распечатку со списком имен, который я опознал как перечень постояльцев, рядом с каждым стояла чернильная галочка. Очевидно, все сосчитаны. Люси уже сообщила мне об этом, но полезно иметь подтверждение.

Я гадал, отчего моей невестке все это так интересно, и колебался между ее желанием выдать мне крупицу информации, чтобы направить по ложному следу, и тем фактом, что больше здесь ничего не случилось, а ей, вероятно, хотелось острых ощущений, как вдруг заметил под списком имен более объемный документ с желтыми наклейками «Подписать здесь», которые торчали из стопки листов. Бо́льшая его часть была скрыта от меня, и я видел только верхний угол со знакомым мне логотипом известной риелторской фирмы. (В детективах некоторые слова бросаются в глаза, это обычное дело, верно? Не существует идеального способа обиняком указать на вещи, имеющие очевидное значение для последующего рассказа, так что я мог бы с тем же успехом выделить жирным шрифтом: на столе хозяйки курорта лежал договор о собственности.) Может быть, ее не так уж наглухо засыпало здесь снегом.

Джульетта продолжила:

– То есть погибший мужчина появился тут посреди ночи. И может быть, это он. – Она указала на экран. – Я проверила, машина до сих пор на стоянке. Мы можем попросить Кроуфорда, пусть проверит номерной знак, и тогда мы узнаем имя?

Она сказала «мы». Сообщничества на таком уровне я не ожидал. А оказалось, из всех нас, включая Кроуфорда, Джульетта продвинулась в расследовании дальше других. Мне снова напомнили, что я здесь главное действующее лицо только потому, что записываю все это, а вовсе не благодаря какой-то особой одаренности в раскрытии преступлений. Я склонился к монитору. На дороге виднелись две фары. С машинами направление движения определялось легче, чем с людьми, и было ясно, что эта едет к парковке. Свет фар отражался фильтром ночного видения, и хотя картинка была передержана, тип транспортного средства все равно безошибочно определялся как полноприводный «мерседес».

– Это машина моего отчима, – сказал я. – Марсело. Который сегодня утром больше всех скандалил.

– О!