Каждый в нашей семье кого-нибудь да убил

– В тысяча девятьсот двадцать девятом году он написал свод правил для авторов детективов. В своих книгах я прилагаю их к современным произведениям этого жанра. Бо́льшая часть заветов Нокса не исполняется, ими пренебрегают, не оставляют от них камня на камне, нынешние писатели склонны обманывать читателя. Нокс назвал свои правила десятью заповедями. Конан Дойл предшествует ему. Почему Нокс псих? Он верил в фей. Пытался охотиться на них. После смерти первой жены и сына пробовал разговаривать с ними во время спиритического сеанса. Он считал свою няню медиумом. Этот человек был настолько не в себе, что хотел убедить Гудини, который открыто признавал, что волшебства не существует, что сам Гудини – волшебник. Это одна из заповедей Нокса. – Я сделал паузу, обдумывая, можно ли считать гибель человека от огня на снегу, притом что снег даже не подтаял, нарушением законов бытия? – Вообще-то, вторая. Нет ничего сверхъестественного.

– Значит, эти правила… из-за них брат попросил о помощи вас, и только вас? Не слишком ли это большая натяжка?

– Нет. Думаю, он попросил меня, потому что изо всех Каннингемов я меньше всех Каннингем.

– Что это значит?

– Я не из нашего племени. – Мне хотелось произнести это шутливо – ой ли? – но получилось как-то горестно. Совершенно ничего не вышло.

– Зря я… – Ее мысль угасла, не успев разгореться. Джульетта покачала головой, закрыла экран компьютера и встала. – Вообще-то, вы правы. Мне следовало поделиться этим с Кроуфордом, а не с вами. Давайте надеяться на Бога и считать, что здесь не было убийства, или отдадим свою жизнь в руки автора. Полагаю, мы можем забить его до смерти одним из ваших томов в твердом переплете.

– Только электронным, – вылез из меня жалкий писк. – Я публикую себя сам.

– Ну… – Джульетта схватилась рукой за живот, как будто услышала самую смешную вещь на свете, – если вы намерены разгадать, что здесь творится, надеюсь, вы читали что-нибудь, кроме рассказов о Шерлоке Холмсе, потому что даже Артур Конан Дойл верил в призраков.

Глава 18

Прежде чем я поговорю со своим старшим братом в сушильне, вам следует узнать несколько вещей о моем младшем брате. Во-первых, его зовут Джереми. Во-вторых, я не на сто процентов уверен, какое глагольное время использовать: его имя и сейчас Джереми, но оно также было Джереми. Думаю, оба варианта верны. Прошу вас, не принимайте мою путаницу с грамматикой за нечестность. В-третьих, когда он умер, я сидел рядом с ним.

Писать об этом тяжело, и не только из-за гипса на руке.

Мы всегда называли Джереми только по имени. Я заметил, так бывает, когда кто-то умирает молодым. Как будто они не доросли до того, чтобы их величали по фамилии, мистер такой-то. София, вероятно, не придавала значения тому, какая у человека кровь или что написано в его свидетельстве о рождении, но ее волновало сочетание фамилий, стоящих по сторонам от дефиса. Вот почему вы можете перейти от Эрнеста, когда учитесь писать прописные буквы ярким фломастером, к Каннерсу в футбольной команде второклассников, мистеру Каннингему, когда говорите в змеиную голову микрофона в суде, и Эрнесту Джеймсу Каннингему, упомянутому внутри венка и в буклете, который раздают при входе в церковь. Потому что вы получаете обратно свое имя после смерти, целиком. Это наследие. Вот почему Джереми так и не переступил стадию Джереми.

Я не говорю, что он не Каннингем, он Каннингем, в самом глубоком и истинном смысле этого слова. Но если назвать его Джереми Каннингем, он как будто станет меньше, чем есть, привязанный к нам. Как Каннингем, он участвует в моих снах, от которых я просыпаюсь с пересохшим ртом, давясь от рвотного рефлекса. Без этого якоря в виде нашей фамилии он часть неба, ветра, духа.

Имена очень важны в детективных романах, я это учитываю. Я читал много развязок, где детектив узнает смысл вымышленного имени (например, Ребус означает «загадка», если вы не знали) или расшифровывает сложную анаграмму. В детективах любят анаграммы. В этой книге большинство имен реальные, но некоторые я все же изменил по юридическим причинам, а другие просто смеха ради, так что если вы соберете имена всех героев этой книги и попробуете поразмыслить над ними, то, вероятно, испортите себе несколько сюрпризов. Я не возражаю, поступайте как знаете. Меня зовут Эрнест, я честен, и тут нет никаких скрытых смыслов.