С целью помочь ему до сих пор предпринимались плохо продуманные усилия. Двое голландских посланников, проведя утро на совещании с шотландскими уполномоченными, решили обратиться к Ферфаксу еще раз. Они застали его в собственном доме на Кинг-стрит, стоявшем в сотне ярдов от эшафота, на котором должен быть казнен король. На этот раз Кромвеля с ним не было. Ферфакс выглядел встревоженным, как обычно, и явно невыспавшимся. Позднее он будет утверждать, что провел большую часть той ночи, совещаясь с теми, кто хотел спасти короля. Они побуждали его выступить за короля и предотвратить его казнь. После долгой борьбы он отверг это предложение, потому что мог только ускорить немедленное кровопролитие; он утверждал, что был готов рискнуть своей жизнью, но не жизнью других людей.
Что-то вроде этого действительно могло происходить той ночью, и Ферфакс, вероятно, проявил мудрость, что не пытался спасти короля таким образом. Мог ли он рассчитывать на своих приверженцев в армии или не мог в случае, если бы он повернул против Кромвеля, но ему, скорее всего, было ясно, что король как пленник находился во власти своих непосредственных тюремщиков. В случае раскола армии Карл был бы умерщвлен прежде, чем его друзья смогли бы добраться до него.
Теперь Ферфакс благожелательно выслушал голландцев и шотландцев и согласился пойти с несколькими своими главными офицерами в палату общин и попросить отложить казнь. После такого обещания визитеры удалились, но когда покинули дом, то пришли в смятение, увидев у выхода не менее 200 кавалеристов охраны. Пока они беседовали с лордом-главнокомандующим, все прилегающие улицы были оцеплены солдатами, стоявшими так плотно, что послам удалось с огромным трудом доехать назад до своего жилья. Устроив печальное совещание, голландцы и шотландцы сошлись во мнении, что никакая земная власть теперь не может спасти короля, бесполезно пытаться сделать что-то еще.
Ферфакс все еще обманывал себя или пытался делать это. Какова бы ни была цель охраны, поставленной у дверей его дома, она не смогла помешать ему покинуть дом, так как он, по-видимому, около полудня или чуть позже находился где-то в окрестностях Банкетинг-Хауса, где встретился с Кромвелем, Харрисоном и другими. Он знал, что король пребывает в ожидании казни во дворце и что для нее был назначен точный час. (Ко времени его прибытия законопроект против провозглашения нового короля еще не прошел парламентскую процедуру.) Введенный в заблуждение относительно времени, имеющегося для обсуждения, он заперся с кем-то (может, с Харрисоном? с Кромвелем?) на следующие два часа. Они разговаривали? Молились? Позже начнут рассказывать разные истории, как его запутали и обманули. Но он, похоже, обманывался добровольно. Ферфакс не хотел, чтобы его считали лично ответственным за смерть короля; остальное его больше не волновало.
Было почти 2 часа дня, когда Хакер постучался в последний раз к королю. Карл ждал спокойно, иногда молчал, иногда разговаривал с епископом Джаксоном. Он ничего не ел с предыдущего вечера, приняв решение, что никакая пища не коснется его губ в последний день его жизни. Славный, благоразумный епископ отговорил его от этого, и Герберт принес небольшую булку и стакан кларета. Король выпил вино и съел кусочек хлеба.
Когда прозвучал вызов, он спокойно встал, а Джаксон и Герберт тут же упали на колени, со слезами целуя его руки. Карл помог Джаксону подняться на ноги и попросил Герберта открыть дверь и сказать Хакеру, чтобы тот шел впереди. Король шел по коридорам своего дворца, через Банкетинг-Холл всю дорогу между двумя шеренгами солдат, стоявших плечом к плечу. За последние часы люди заполнили дворец, и за спинами солдат шла давка и борьба за то, чтобы мельком увидеть короля; некоторые из них громко читали молитвы и выкрикивали благословения, когда он проходил мимо. Их никто не останавливал. Сами солдаты подавленно молчали.
Прошло семь лет с тех пор, как Карл бежал из Уайтхолла от волнений лондонских подмастерьев; в течение этого времени его когда-то прекрасный дворец стоял наполовину пустой и использовался парламентом для своих целей, а позднее был оккупирован армией. Из соображений обороны семь окон Банкетного зала были частично заколочены досками или заложены кирпичами. Светлый великолепный зал, который король помнил, теперь стоял темным и пустым. Высоко над головой был едва виден в сером свете огромный потолок, расписанный Рубенсом, изобразившим триумф мудрости и справедливости над мятежом и ложью.