Казнь Мира. Книга третья (СИ)

Не оборачиваясь, Эллариссэ вышел из кузен. Свежий воздух морозом оцарапал легкие. Заброшенная деревня укрылась сумерками, и серость схлынула: в рыжих лучах заката горели железные крыши, словно и не было восемнадцати лет тишины, а местные вот-вот вернутся из долины, чтобы занять свои дома и наполнить их теплом. Птичьих голосов не слышалось здесь, а деревья засохли: весна не заставит их расцвести, когда холод отступит.

Сагарис стоял у дверей храма, с прищуром наблюдая за потухшим востоком. Рана на синюшной груди не затянулась до конца, один глаз вытек и не был воссоздан, щеку разорвало. Однако царь демонов не выглядел ужаснее обычного, и только осознание того, что перед взором — мертвец, отвращало.

— Я слышал, — начал Сагарис, приметив Эллариссэ, — что ты не стал сражаться и убежал, хотя мог победить. Наши враги остались без Эрес-Гронда, были измотаны, подавлены. Или таки признал, что они сильнее тебя?

Впервые он говорил безо всякой иронии и насмешки, а от его слов земля покрывалась изморозью. Первое, что мелькнуло в голове Эллариссэ — оправдание, за которое он захотел себя удавить. Сагарис продолжил:

— Да, Шторм Звёзд испугал, но всё, на что тебя хватило — проткнуть племянника.

Эллариссэ всмотрелся в фигуру демона. Будто бы силуэт вырезали из тёмного пространства, и мгла до сих пор окружала его. Не звучало прежнего ехидства в голосе. Сагарис походил на ту тварь из колодца — разве что был разумен. Злоба, которую он пытался припорошить иными чувствами, чтобы посмеяться над Эллариссэ, вышла наружу. Пред Аватаром предстал истинный демон — слияние воли Неру и беспощадной ненависти Скверны, оружие, коим она уничтожает всё живое. Не труп, а карающий меч, несущий безмолвие. Никто из свиты Сагариса не виделся таким Эллариссэ, и, глядя на пробужденную злобу Оссэ, он дрогнул.

— Если сейчас не заткнешься — я сделаю так, что ты больше не встанешь.

Слова припорошили тревогу, а ответа не последовало. Сагарис исчез, и без него стало теплее и светлее: демон утянул за собой все тени, что следовали за Аватаром по горам.

Опустившись на холодную храмовую ступень, Эллариссэ сцепил руки в замок и задумался: мысль о каре, жутком возмездии Живущим за предательство и объявление войны перестала быть такой острой, но всё ещё царапала мозг и вызывала боль. Чтобы сбить хлипкую печать, достаточно сил Сагариса. Тот не промедлит — Эллариссэ не сомневался. Многовековая вражда обратится в бурю и поглотит Нанрог. Легион ледяных призраков пройдёт по мёрзлой земле под траурный вой оборотней. Это проклятие не снимет ни один Живущий, даже Аватар. Ненависть к сородичам — в крови племён, её беда лишь притупит, но не изгонит.

«Воины Света могут помешать мне. Срыва печати мало…»

Эллариссэ ощутил на сердце холод всех пока дремлющих бурь. В один прыжок до Нанрога не добраться и Аватару, и, скрипя зубами, Эллариссэ отыскал Пангулара в той же кузне. Тот наблюдал за странным действом: из пространства, как из полотна, Кнун вытягивал нить и связывал её с другой, чёрной. Из Скверны. Затем обе — с металлической, чтобы неосязаемое обретало форму. Шла тончайшая работа, и от напряжения дрожал воздух. Демоны не повернулись к Эллариссэ, а он следил за ними, не в силах оторваться. Здесь же был и Сагарис, в дальнем углу почти неприметный, но сияние глаз выдавало его. Со всеми тремя говорить Эллариссэ не хотел, но теперь его интересовал не Пангулар — Кнун.

Теневые руки тонко мастерили, тогда как собственные были обрублены. То ли чувства застыли, то ли разум, но Эллариссэ почти не испытывал отвращения, глядя на культи Кнуна, но лицо демона озадачивало.

«Неужели… ему больно?»

Сагарис с пробитой грудью не морщился, а его младший брат — да. Проще было поверить, что ткань пространства причиняла ему страдания, только Эллариссэ понимал, что лжёт себе. Правда на поверхности. Сагарис прищурился.

— Перстень будет готов нескоро, есть, чем заняться. Идём, пришло время мстить.

Раздавить бы его за то, что смеет указывать Аватару, но Эллариссэ сдержался. Гнилой полутруп ещё нужен хоть для зелья.

Глава 77. Новый план

Тихой ночью только ветерок чуть качал шелк занавесок, да хлопали крыльями пепельные мотыльки. Фео следил за танцем теней под светлячковым фонарём, пока незаметно для себя не задремал.

Свет коснулся его ещё до наступления утра. Ёкнуло сердце. В покои вошла принцесса Ситинхэ, и, глядя на неё, Фео не мог понять, спит он или уже нет. Проморгался и даже ущипнул себя. Видение не пропало, а Ситинхэ улыбнулась. Лишённая всякого такта, она села на плетёное кресло и перевела взгляд с Фео на фарфоровую вазу.

— Это подарок эльфийской делегации градоначальнику Имерлиха, — как ни в чём не бывало произнесла Ситинхэ. — Этой вазе лет пятьсот, может, шестьсот. Будь аккуратен с ней.

— Что?

Спросонья прозвучало глупо, и именно так себя Фео ощущал. Несколько минут он приводил мысли в порядок, чтобы заговорить с принцессой достойно.