— На самом деле слух о проклятии пустила я, — улыбнулась принцесса. — Мне нужны места, куда никто приходить не будет. В храме виспери всё же много жриц, утаить что-то бывало непросто.
— А что вы утаивали?
Фео произнёс это легко, не задумываясь, и даже злость в глазах Лу Тенгру не вразумила.
— Я всю жизнь занимаюсь исследованиями и не всегда мне хочется, чтобы о них становилось известно.
«Она лжёт всем. Сочиняет целые легенды, когда ей удобно».
Эта мысль уже не распаляла чувства, сердце лишь царапало недоумение: как Лу Тенгру может любить её? Разве он не такая же фигура на доске большой игры?
Кристалл грел, но, казалось, что тепло его иссякнет, когда Эдельвейс узнает правду. Свет любимой пробивался сквозь затянутые сизыми тучами небеса. Фео хотел остановить мгновение и не встречать будущее, что приближалось неумолимо.
Когда прибыла драконья процессия, Фео, собрав провизию, расположился в корзине с Миро и Сумаей. С ними сидел ещё кто-то в обличье волка, как будто, чтобы напугать и без того измученных отверженных. Фео протянул ему кусочек вяленого мяса, хотя не был уверен, что это подходящее лакомство для желудка зверя. Однако волк начал жевать мясо и пофыркивать от удовольствия. На спине — имена Великих Духов. Белую шерсть на лапах тоже окрасили руны, но слишком они были мелкие, Фео не мог прочитать.
Ветер стих по воле оборотней, а тёплый кристалл выручал. В который раз Фео мысленно поблагодарил Эдельвейс за подарок.
«Как мне быть? — спрашивал себя, но так, словно обращался к ней. — Если тебе нужен мир людей, я приведу тебя туда, но царствовать?.. Какое право я имею? Эллариссэ не сел на трон Нэти…»
От последнего Фео отмахнулся. Любое сравнение с Аватаром обжигало, а сильнее терзала странная общность, появившаяся после плана Ситинхэ. Бремя уже огромно, и есть риск, что Фео повторит судьбу предшественника. Конечно, смертность спасает, и нет тысячелетий, чтобы опуститься до пособника Тьмы. Но и другие Воины Света знают о замысле принцессы, хотя сосредоточены на Секире.
Фео отыскал взглядом Шакилара; принц пронзал серую мглу подобно чёрной стреле. В его корзине сидела Фатияра. Её рыжую шевелюру было видно издалека. Где-то рядом летел и новый знакомый Хоуфра, мелкий и невидимый.
Совсем высоко поднялась Драголин. Лишь иногда удавалось высмотреть изумруд её брони.
Привал был на следующие сутки. Выбрали для ночлега одинокий остров, где ни травинки не пробивалось меж камней. Драконы подняли вал от шторма, и уже за ним разбили палаточный лагерь. Затрещали костры. За походной трапезой Фео сидел рядом с уставшими Фатиярой и Шакиларом и с упоением наблюдал, как те заботились друг о друге. Следил за ними, пусть краем глаза, и Хоуфра. Как будто старался не выдать себя.
— Подскажи, кто сидел со мной в волчьем обличье? — спросил у него Фео, чтобы отвлечь.
У Хоуфры пробудилась словоохотливость. Он требовал подробности формы морды, вида шерсти, расположения рун. Всё это для него имело значение, а Фео о таких деталях и не думал. Для него все волки-оборотни были одинаковыми.
— Ясно, — наконец, кивнул Хоуфра. — Это Ядула. Она сама не из волчьего племени, те, вон, видишь, в сером, на неё косятся неодобрительно. Волчица её коренастая, с длинной шерстью и тупой мордой. Таких в природе не бывает, значит, к этому обличью она не привыкла.
— А к какому привыкла?
— Я думал, что к лисьему. Хоржаг, которому она приходится женой, из лисьего племени. Но, подозреваю, не позволяют ей с лисами родниться по-настоящему, а про старейшин она лжёт. Так что это овцебык.
— Что — овцебык?
— Она — овцебык. Это тотем её племени. Натуру, как говорится, не спрячешь. Запомнила тебя в коридоре и теперь крутится возле, решив, что ты её союзник.
— Откуда такой вывод? Что союзник? — Фео чувствовал себя очень глупо.
— Ядула хитрая. Сама по себе мелочь, ничтожество, но легко находит, чьими руками управлять. Чуткая, но всё же тварь.
— Хоуфра, — неожиданно вступила Фатияра, — я понимаю, что произошло меж вами, но сейчас мы на одной стороне. Лишними словами не надо распалять старую злобу.
— Конечно, ваше высочество, — последнее он произнёс наигранно почтительно, — Всем известен подвиг вашей матери, спасшей злейшего врага и убийцу. Но не всякая ненависть остывает, а Ядула, поверьте мне, ничуть не раскаивается. И смерть сына не пробудила в ней совесть.
Вместо Фатияры ответил Шакилар:
— Так вы никогда проклятие не снимете. Мы здесь не красивыми словами бросаемся, а знаем, что нужно преодолеть себя.
— Нет, именно бросаетесь. Я на сотни лет старше вас. Поинтересуйтесь у Лу Тенгру и Драголин, сколько живёт ненависть.
Хоуфра встал и ушёл, и вслед ему Шакилар процедил:
— Посмел ещё о госпоже говорить. Что он знает, этот северный лишай…
— Ночжа, хоть ты не начинай, — вздохнула Фатияра. — Не хватало нам ещё разлада меж собой.