Казнь Мира. Книга третья (СИ)

Острыми клювами они выкололи рыбам глаза, из ран потекла алая, человечья кровь. Жертвы били хвостами и исходили в немом крике, а коршуны клекотали над ними, смеялись. Оскалившись, Фео пнул охотника, но нога прошла насквозь. Об этом ударе оборотень никогда не узнает, хотя, будто заподозрив что-то, коршун повернулся к Фео.

Обе птицы вытянулись, их фигуры обрели очертания Живущих, а затем предстали в истинном обличье. Два черноволосых юноши походили друг на друга сильнее, чем Фео на Гиддеона. Очевидно, близкие родственники. Тот, который получил пинка из будущего, вынул из-за пазухи костяной нож и царапнул одной рыбине бок.

— Прими видок кого поценнее, проживёшь дольше, — прогоготал он, но рыба лишь трепыхалась последние секунды в предсмертной агонии.

— Снимай кожу, — пробормотал второй. — Что есть, то есть, пусть перчатки себе сошьют.

Первый улыбался широко и мерзко, почти как демон, а в глазах его плясал бешеный огонь.

В какой-то момент стало тихо, словно все звуки исчезли из мира, и Фео не слышал ничего, кроме собственных мыслей. Он отвернулся, чтобы не видеть, как разделывают рыбу, которая и не рыба вовсе. Это походило на пытку перводемонов. Отвратительно. И ничего не сделать…Перед глазами лишь волны обкатывали гальку да мешали с морской водой кровь Живущих.

Внезапно Фео ощутил, как эфир сдвинулся. Мелькнула мысль, что видение угасает, но нет, не пропал северный берег и убийцы, освежевавшие своих собратьев. Но появился третий: невысокий, как сам Фео, с медными волнистыми волосами и бледной кожей. Его скудную внешность оттеняли золотые одежды с вышитыми на них колдовскими рунами «эниэ», «эр» и «элу».

Эллариссэ вытащил из рук оборотня костяной нож, и Фео было подумал, что последует смертельный удар. Дарованной силой Аватар не мог губить Живущих, но оружие ему держать не запретили. Однако это не случилось. Резко Эллариссэ рассёк воздух у рта убийцы и произнёс:

— Я лишаю тебя речи. Ты не вспомнишь, как говорить ни на одном языке Живущих, и лишь природный останется при тебе. А ты — повернулся он ко второму, — забудешь о брате, но не о заказе. Увидев в нём ценного зверя, пожелаешь убить. Тогда оба вы пройдёте через боль, которую причинили.

Он произнёс заклинание Времени второй раз, и две красные ленты разной длины выпали из голов убийц и растаяли, коснувшись камней, а эфир зазвенел протяжно, траурно.

Ещё не погибла другая рыба, и Эллариссэ склонился над ней. От пальцев его золотые бусины потекли в белое чешуйчатое тело.

— Не попадайся больше браконьерам, — произнёс он мягко, опуская рыбу в воду.

Из волн поднялась фигура юноши, и Фео затаил дыхание. Это был тот самый оборотень, метнувший копьё. Он поднял тело истерзанного товарища и, поклонившись Аватару, молча ушёл в море. Несколько минут Эллариссэ наблюдал за ним, удерживая в сетях времени двух убийц и по задумчивому лицу его было неясно, что же он предпримет.

Браконьерство. Такое же свинцово-тяжёлое и дробящее слово, как «рабство». Эти оборотни — браконьеры. Они продают шкуры тем, кто дорого за них заплатит.

«У части новорожденного и невежественного человечества ценились оборотничьи кожи. В них нарядишься — будто бы сам сменишь обличье. Люди не могли превращаться, но некоторым хотелось получить все дары…» — Фео вздрогнул, когда в голове прозвучали строки из ветхого фолианта, прочитанного перед экзаменом по истории. Никто не отрицал, не покрывал себя мелкой сетью лжи. Как говорили магистры, прятаться от правды нет смысла, Зеркало всё знает.

«Аватар воспитывал людей, и они забросили браконьерство…» эта мысль горчила, как гранатовый сок. Эллариссэ — человеконенавистник, убийца отца, сам, малыми шажками приблизился к мысли, что целый народ нужно уничтожить.

Из видения выбросило резко, и при виде белизны и перламутра Фео немного растерялся. Рядом стояла и крутила головой Намунея, и не сразу догадался Фео, почему. Её тоже забросило в минувшее, и что она нашла там, неизвестно, но явно не нечто приятное: на глазах блестели слёзы. Ничего лучше Фео не придумал, чем обнять её. Сейчас она не казалась взрослой женщиной, идейной, готовой умереть на морозе ради будущего, а хрупкой девушкой тоньше собственной дочери после пыток в Даву.

— Это Сильфа… это из-за неё всё… вот откуда тянется, — всхлипывала она.

Фео не нуждался в объяснениях, и вместо ответа погладил Намунею по голове.

— Это… это же всё меняет! Если бы Хоуфра знал, то поступил правильно! А я… я его бросила. Ни про детей не рассказала, ни про себя… он во тьме был один, а я лишь себя жалела. Он в Даву пошёл… и вернулся сюда ради всех. А я… я…

Она ещё много раз повторяла «я да я», но Фео только жалел её без слов. Понимал, как тяжело раскрывать даже чужое прошлое и принимать груз не своей, но связанной с тобой жизни. Если было бы возможно призвать на помощь Шторм Времени, Фео бы омолодил Намунею и дал ей прожить ещё раз, но теперь без ошибок, свалившихся на неё неподъёмной массой, которую она тщетно пыталась уменьшить слезами.