Полной противоположностью архиепископу был его оппонент, джентльмен, наделенный, по мнению йоркширцев, всяческими достоинствами, всеми любимый и почитаемый сэр Роберт Степлтон, с молодых лет непременно избиравшийся на различные посты в местном управлении. С 1569 г. он был мировым судьей в Западном райдинге, с 1575 г. — в Восточном, а в 1572 г. избирался в парламент от графства483. Его политическая карьера достойно увенчалась в 1581 г. назначением на один из ключевых постов местной администрации — он стал высоким шерифом Йоркшира.
В 80-е гг. его достоинства оценили и при дворе. Молодой, прекрасно образованный и утонченный дворянин произвел весьма благоприятное впечатление на государыню, которая лично хлопотала об устройстве выгодного для него второго брака. В высшей степени лестное для Степлтона мнение двора подтверждает и оценка, данная йоркширцу знаменитым ученым-историографом У. Кемденом, по словам которого, Степлтон — «джентльмен, обладающий такой наружностью, обходительностью, знанием языков, что, как говорят, никто в Англии не превзошел его или не сравнился бы с ним, за исключением разве сэра Филипа Сидни»484. Это весьма красноречивое сравнение, ибо Сидни служил для современников образцом совершенного джентльмена и идеального придворного.
В силу занимаемой должности Степлтон входил в комиссию по церковным делам, где, будучи убежденным протестантом, трудился рука об руку с архиепископом Йоркским на ниве насаждения «истинного Евангелия». Однако их личные отношения не были безоблачными: в 1578 г. между архиепископом и сэром Робертом возник спор из-за земельной собственности, который они с тех пор вели, не прекращая. Тем не менее латентный конфликт не мешал двум видным представителям власти публично выказывать друг другу знаки расположения и держаться в рамках общепринятых приличий. Однако невероятное происшествие, случившееся с ними в городишке под названием Донкастер, положило конец этой показной идиллии.
Приставив клинок к груди престарелого прелата, оскорбленный хозяин послал за шерифом, который уже и без того появился в дверях, привлеченный шумом и угрозами, и не позволил водевилю перерасти в кровавую трагедию. Разгневанный муж опустил шпагу, миссис Сциссон с причитаниями удалилась, а ошеломленный епископ бормотал не слишком внятные оправдания. Один лишь Степлтон, казалось, оставался на высоте. Его действия отличались четкостью и продуманностью: чтобы спасти репутацию архиепископа, он приказал всем разойтись, взяв с них клятву хранить молчание об этом инциденте, и пообещал выступить посредником между Сциссоном и его «обидчиком».
После нескольких встреч с обеими заинтересованными сторонами шериф заверил архиепископа, что всеми силами старался урезонить Сциссона и тот согласился не предавать дело огласке, если ему заплатят компенсацию в размере 600 ф. ст. (сумма по тем временам огромная, превосходящая среднегодовой доход богатого рыцаря, а в Йоркшире редкий дворянин держал в руках такие деньги). Что же архиепископ? Увы, благочестивый прелат, поторговавшись, согласился заплатить 400 ф. ст., тем самым косвенно признав грех прелюбодеяния и нарушение священнического обета. Деньги были переданы шерифу; страж порядка и ревнитель авторитета церкви вручил их хозяину гостиницы в надежде, что инцидент исчерпан, по крайней мере так выглядела внешняя сторона событий.