Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. Антология

А было ли грехопадение? Тем не менее то, что на государственном уровне исход дела был предрешен, не означало, что сановники не желали знать правду: кого-то к этому подвигало естественное человеческое любопытство, кого-то собственные моральные принципы. Для лорда Берли это, несомненно, был вопрос принципа, поскольку он был человеком глубоко порядочным и предъявлял те же требования к другим. Именно его пришлось убеждать архиепископу в первую очередь. Сэндс принял вид оскорбленной невинности, объясняя свое прежнее двусмысленное поведение растерянностью перед внезапным напором интриганов-заговорщиков, с которыми ныне он был полон готовности бороться: «Горе почти поглотило меня… но теперь, когда эти лжецы обнаружили себя и совершили самое худшее, я воодушевился на эту битву»489. «Моя единственная вина, — писал он Берли, — состоит в том, что я скрывал все происшедшее слишком долго. Меня подвигли на это их искренние клятвы в том, что мое доброе имя никогда не будет подвергнуто сомнению. Из уважения к Евангелию сам я терпеливо сносил столь позорное унижение. Но уверяю Вас, милорд, что в том, в чем они главным образом меня обвиняют, я в высшей степени не повинен ни в каком преступном деянии»490.

Позднее, когда дело определенно приняло для него благоприятный оборот, архиепископ уже с уверенностью заявлял, что заговорщики подучили миссис Сциссон возвести на него напраслину: «Если бы они не выдумали, что эта шлюха (strumpett) должна сказать, будто я ее домогался, им было бы нечем замаскировать их вероломство»491.

Под контролем Берли были сняты показания всех остальных участников донкастерского инцидента, однако их оригиналы до нас не дошли (возможно, они были намеренно уничтожены ввиду скандального характера содержащейся в них информации). Тем не менее по ряду официальных документов можно проследить, как ситуация начинала обрастать все новыми и новыми подробностями.

Сохранился, в частности, список из 12 пунктов, по которым велся допрос Степлтона. Вопросы, адресованные шерифу, в полной мере отражают концепцию происшедшего, к которой стало склоняться следствие.

Целый ряд пунктов был сформулирован так, чтобы подчеркнуть лицемерие Степлтона, предлагавшего архиепископу свои услуги. «В прошлый пост не давали ли Вы понять епископу через его канцлера, что он может считать Вас одним из тех, кто его весьма уважает? Высоко ценит его добрый нрав, а посему готов выполнить любое его желание или поручение?.. Не предлагали ли Вы свои услуги епископу, показывая, что Вам очень бы хотелось снискать его одобрение?.. Не бывали ли Вы часто накоротке в доме епископа?» и т. д.492 Хотя все это можно было приписать благородству сэра Роберта, спасавшего репутацию прелата и церкви, его дружелюбное поведение было поставлено ему в вину, как и то, что он ничего не сообщил о происшествии ни лорду-президенту Совета Севера, ни другим магистратам.

Подтекст других вопросов указывал на то, что шерифа подозревали в сговоре с четой Сциссон, сам факт их заговора в целях вымогательства денег уже принимался как данность, в то время как ни малейший намек на возможность действительного грехопадения Сэндса не допускался: «Знали ли Вы, что жена Сциссона из Донкастера с разрешения и согласия мужа оказалась в ночное время у постели епископа, а муж немедленно появился вслед за ней с обнаженной шпагой в руке?» Высказывалось также предположение, что женщину вынудили пойти на это угрозами: «Не бил ли Сциссон в эту ночь свою жену… или не отказался ли он лечь с ней в постель, как обычно?»493 От следствия не ускользнуло и то, что Степлтон слишком быстро явился на зов Сциссона, будучи полностью одет, «как накануне», будто ожидал этого.

Из вопросника также явствовало, что судьям было известно об обострении отношений между Степлтоном и архиепископом из-за старой тяжбы и то, как шериф в сердцах заявил, что, хотя сам он и будет держать язык за зубами, других не станет к этому принуждать, и ушел «во гневе». И наконец, последний пункт документа прямо намекал на то, что шериф решил использовать затруднительное положение Сэндса и сам стал шантажировать его, якобы подослав к архиепископу некоего Бернарда Мода с просьбой одолжить Степлтону 200 ф. ст.494

В формулировках вопросов, адресованных Степлтону, явственно звучат отголоски показаний других участников донкастерских событий, в них очень много живых деталей и подробностей. Совершенно очевидно, например, что из допроса Сциссона стало известно, как Степлтон повалил его наземь и грозил шпагой, требуя снизить сумму компенсации с архиепископа, а также то, что хозяин гостиницы давал ему клятву хранить молчание об этой сделке на каком-то холме, где они были один на один, и внес залог как гарантию своего молчания. Однако поддающиеся реконструкции показания других фигурантов этого дела относятся в основном к событиям, происходившим много позднее самого инцидента с архиепископом, о котором их старались не расспрашивать. Следствие не слишком стремилось пролить свет на то, что же все-таки произошло в гостинице.