Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. Антология

Столь необычный поступок молодого человека, который пользовался благосклонностью царя581, был сыном влиятельнейшего государственного деятеля, иначе говоря, имел ясную перспективу будущей карьеры и тем не менее пошел на поступок, разом перечеркнувший все его благополучие, заставил современников гадать о том, какими причинами он был вызван. Узнать об этом достоверно можно было бы от самого Воина, но, как мы видим, в своем покаянном письме он ни слова об этом не говорит. Его речи, возможно, нашли какое-то отражение в грамотах Яна Казимира, но, во-первых, они могли быть не совсем откровенны, а во-вторых, претерпели польскую интерпретацию. Учитывая это, мы, однако, не можем пренебречь столь ценными свидетельствами.

Вернемся вновь к «листам» Яна Казимира, который представляет дело так: Воин подвергся сильному влиянию польских полоняников (и это не вызывает у нас сомнений, так как и другие источники говорят о том, что он все время находился в окружении поляков582), проникся мыслью о «золотой вольности» поляков. Несмотря на то что «он меж барбарских (варварских. — О. К.} людей, которые есть москвичи, родился», в нем проснулся иной дух, и он стал чужих нравов «искателем», захотел московское «варварство» оставить и «ученьем иноземным опыт извыкнуть»583.

Сергей Михайлович Соловьев, не ссылаясь на этот документ, фактически принял версию Яна Казимира и писал, что во время визита Воина в Москву «стошнило ему окончательно» от московских нравов584. Это мнение вслед за Соловьевым утвердилось в историографии585.

Иначе говоря, по этой версии причиной, которая заставила Воина уехать, явилось его воспитание на западный манер и влияние его польских учителей. Таким образом, он своим примером вполне оправдывал боязнь москвичей приглашать учителей с Запада, которые отлучат детей от родной культуры. Действительно, в доме отца Воина хорошо знали европейские обычаи, многие иностранные дипломаты и путешественники его посещали, о чем упоминали в своих записках. Август Мейерберг, бывавший в доме Афанасия Лаврентьевича, отмечал, что прием гостей здесь во многом отличался от других московских пиров: Нащокин, «вовсе не глупый подражатель наших обычаев, с дружеской любезностью уволил нас от способа пить и закона напиваться допьяна»586. Якоб Рейтенфельс даже высказал баснословное, но не лишенное значения мнение, что Ордин-Нащокин «происходит из нашей Курляндии, из старинного рода фон Сакен»587. В России же недруги называли Афанасия Лаврентьевича «русским иноземцем»588. Однако несмотря на контакты с западными людьми и знание их обычаев, Ордин-Нащокин был предан своей стране, отстаивал ее интересы и, думается, так же воспитывал или хотел воспитать своего сына. «До сего времяни наказывал я, холоп твой, ево, Войку, страху Божия и твое, великого государя, кресное целованье исполнять, быть бескорысну…» — писал Афанасий Лаврентьевич.

В то же время русские источники не объясняют поступок Воина воспитанием и совсем иначе интерпретируют причины его побега. Афанасий Лаврентьевич вообще отказывался найти объяснения поведению Воина, он не в силах был осознать, как сын мог пренебречь «великого государя неизреченной милостью», и говорил, что «в мысль ему не вместица как то учинилось»589.

Вопрос о причинах поступка Воина занимал и Алексея Михайловича. Он видел в этом в первую очередь дьявольское вмешательство. Приключившееся несчастье «от самого сатаны, — писал Алексей Михайлович, — и мню, что и от всех сил бесовских, изшедшу сему злому вихру и смятоша воздух аерный, и разлучиша и отторгнута напрасно сего добраго агньца (Воина. — О. К.) яростным и смрадным своим дуновением от тебе, отца и пастыря своего». Подобное попущение дьяволу было допущено Всевышним за грехи родителей: «О, злое сие насилие от темнаго зверя попущением Божием, а ваших грех ради!» (см. приложение к наст, статье).

Но на чисто человеческом уровне царь объяснял дело проще и в отличие от отца не пребывал в недоумении, хотя происшедшее и явилось для него неожиданностью: «А тому мы, великий государь, не подивляємся, что сын твой сплутал: знатно то, что с молодоумия то учинил. Он человек молодой, хощет создания Владычня и творения руку Его видеть на сем свете, якоже и птица летает семо и овамо и, полетав доволно, паки ко гнезду своему прилетает…» Таким образом, Алексей Михайлович считал желание повидать мир естественным для молодого человека590. Плохо то, что пошел он на это обманным путем.