Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. Антология

Зато гораздо словоохотливее были другие, прежде всего студент Поллоник (тот самый, кто первым сообщил о «тайном обществе») и компаньон Сунгурова, главный его сподвижник, вольнослушатель университета Федор Гуров. Именно последний больше всех знал и охотно рассказывал о частной жизни Сунгурова. В результате на основании всякого рода обмолвок и воспоминаний «не по делу» оказалось возможным представить себе биографическую канву и образ жизни нашего героя.

Николай Сунгуров родился в декабре 1804 г. Он сообщает следователям, что учился в Благородном пансионе при Московском университете. По косвенным данным можно понять, что был он полупансионером, то есть в пансионе не жил, а посещал только классы. Квартировал же в доме печально знаменитого впоследствии университетского профессора права М. Я. Малова (через несколько лет студенты устроят ему обструкцию, описанную, в частности, Герценом). Учение, видимо, давалось Сунгурову нелегко. П. И. Гиляревский, бывший в то время его репетитором, показывал впоследствии, что Николай имел в нем «нужду для исполнения уроков, задаваемых в здешнем Благородном пансионе» (С, ч. 1, л. 429–430; ч. 3, л. 234–235). Прошел ли Николай полный курс обучения, составлявший шесть лет, окончил ли он пансион формально — неизвестно. Думается, он не случайно употреблял выражение «учился», ни разу не сказал «окончил». Чин губернского секретаря (а таковой полагался выпускникам, имевшим «одобрительный» аттестат) он получил, скорее всего, уже на службе: в его показаниях здесь противоречие.

В 1823 г. 19-летний Сунгуров вступил в гражданскую службу (в университете он, вопреки сведениям Герцена, никогда не учился713). Сперва он определился секретарем к бронницкому уездному предводителю дворянства, но ненадолго: через год он уже в отставке. Пропустив два года, он снова служит (1826–1828), теперь в Бронницкой дворянской опеке, и снова выходит в отставку. По-видимому, кратковременные службы его не были особенно успешными.

Живет он в продолжение этих пяти-шести лет неподалеку от Бронниц, в Кривцах. Он был совладельцем имения сначала с матерью, а после ее смерти (она умерла, вероятно, в 1826 г.) с братом, вернее, с его опекуном: Александр не достиг еще совершеннолетия. Впоследствии, в 1830 г., братья произвели раздел имения и, судя по всему, рассорились.

После смерти отца хозяйство, видимо, все больше приходило в упадок. Анна Егоровна имела долги (в деле сохранилось письмо ее заимодавца). Рано начал занимать деньги и Николай, кредиторы постоянно его преследовали. Живя в Кривцах, он нередко наезжает в Москву, бывает, в частности, в доме того же Малова, где заводит знакомства с постояльцами. Некто цеховой Мурр помогает ему находить кредиторов. Известно о тяжбе Николая с крестьянином соседнего с Кривцами села, принадлежавшего графу Шереметеву. По некоторым свидетельствам, он дал ложную клятву в том, что заемное письмо оплатил: его клятва, как дворянина, весила больше, чем показания крепостного (С, ч. 2, л. 146 об.).

Видимо, еще при жизни матери началась связь Николая с дворовой Матреной Леонтьевой, оказавшаяся прочной и длительной. Николай с ней обвенчался. Согласно справке Московской духовной консистории, венчание дворянина Сунгурова с его же вольноотпущенной Леонтьевой состоялось 7 июня 1826 г. в селе Гольянове (С, ч. 3, л. 8). Однако венчание было тайным, отпускная на Матрену была, по свидетельству Ф. Гурова, составлена подложная, в чем он, Гуров, тоже принял участие. Скорее всего против женитьбы возражала мать.

В 1828 г. Матрена родила сына. В метрической книге местной церкви он был записан как незаконнорожденный сын дворовой Леонтьевой. Однако в дубликате книги, поданном в консисторию, запись была вытравлена и в качестве отца был вписан Сунгуров («При тщательном обозрении весьма заметить можно, что в сей последней книге слова „у дворянина губернского секретаря Николая Петрова Сунгурова“ написаны по другим словам, вытравленным каким-либо составом» — А, л. 525 об.). Впрочем, все это выяснилось много позже.

Вообще жизнь Сунгурова предстает как череда всякого рода авантюр, которые кажутся иногда бесцельными. Так, он почему-то активнейшим образом участвовал в раскрытии убийства некоего старицкого мещанина. В результате он «передал в руки правосудия двух убийц из собственных своих крестьян», а затем еще в течение года «преследовал по всей России» (за собственные деньги!) третьего скрывшегося преступника (С, ч. 1, л. 194 об.). Что могло его на это толкнуть? Сам он впоследствии объяснял это «любовью к отечеству» (что вряд ли стоит принимать во внимание), а также «желанием сделаться известным правительству» (С, ч. 3, л. 387). Последнее запомним.

Он вообще много ездил, бывал в Петербурге, Туле, Калуге, на Макарьевской ярмарке в Нижнем. Однажды вместе с Гуровым ездили они в Умань встречать брата Александра, возвращавшегося с турецкой кампании. Некоторые из изъятых у него подорожных явно подделаны.