Физическая любовь для него является огромной жизненной ценностью, поэтому он весьма снисходителен к добрачным связям мужчины, рассматривая их, во-первых, как средство приобретения сексуального опыта, который является не лишним багажом мужа, вступающего в брак; во-вторых, как источник, пусть и не слишком чистый, для удовлетворения сексуальных потребностей. Однако такая практическая философия добрачного секса мужчины неизбежно вступала в противоречие с христианским взглядом на брак. Поэтому Медведев, будучи человеком глубоко верующим, но одновременно осознающим всю силу плотской страсти, ищет выход из этого противоречия и находит его в раннем браке. При этом он оказывается человеком, способным преодолеть господствующие стереотипы представлений о браке, опиравшиеся, с одной стороны, на житейскую мораль, согласно которой мужчина должен жениться, только когда прочно встанет на ноги («бедному жениться на бедной есть злодейство, хуже разбоя, криминал, непростительное малодушие», — наставлял молодежь Е. Дымман769), а с другой стороны, на вышеотмеченное, по сути либеральное (распространявшееся тогда только на мужчин) отношение к сексу.
Следует все же заметить, что эти представления сложились у мемуариста уже в зрелом возрасте после нескольких лет женатой жизни. Его добрачные убеждения и холостяцкая жизнь были совершенно иными. Но жизненный опыт вошел в конфронтацию с церковными установками о необходимости добрачного воздержания. Итогом такого столкновения стала ломка прежних стереотипов сексуального поведения и норм сексуальной жизни. Отметим, что в этом переосмыслении он смог выйти за рамки мужского шовинизма. Отсутствие сексуальности в браке для него даже является моральным оправданием неверности со стороны замужней женщины. В частности, он упрекает тестя за выдачу замуж по расчету одной из дочерей за «больного физически мужа». В результате молодая женщина, «полная красоты и жизни, не видала супружеских полных наслаждений, вынуждена была искать [их на стороне], в чем легко успела»770. И все же оправдание адюльтера, своего или других, имело лишь житейский характер. Ментальность верующего человека заставляла оценивать это деяние как ведущее грешника к «гибели».
Нельзя не признать, что брачные ожидания мемуариста, учитывая все обстоятельства, оказались завышенными. Опыт супружеской жизни поможет Медведеву со временем посмотреть на сексуальность в браке более трезвым взглядом. В 1859 г. в его дневнике появилась выстраданная сентенция: «Женатая жизнь требует обязанностей по отношению к жене, и вот пришло время лет; не по желанию, не по страсти, а так себе, по привычке, делается процесс совокупления; и что ж выходит из этого как один только животный побудок» 7 I. Драматический разлад мечты и жизни поставил его перед дилеммой: умерить свои чувственные притязания или же найти им выход за рамками семьи. При страстности его натуры и высокой оценке сексуальных наслаждений этот выбор был предрешен. Слабой преградой оказалась и искренняя религиозность Медведева. В этой ситуации перед ним, учитывая его социальный статус, как будто бы открывалось два пути: найти постоянную любовницу либо, надев личину добропорядочного семьянина, время от времени забывать о ней в объятиях проституток. Но Медведев пошел своим путем.
Нестандартный выбор московского купца отчасти определялся его латентными гомосексуальными наклонностями. Тому есть многочисленные подтверждения в его дневниках: удовольствие от совместного купания с молодыми хорошо сложенными людьми, наслаждение от обмена пасхальными поцелуями с красивыми юношами и молодыми мужчинами. Но эта гомосексуальность до поры имела скрытый характер. Она актуализировалась лишь после осознания всей неудачности его брака и во многом была следствием его чувства отвращения и ненависти, которые овладевали им после частых ссор с женой. Испытывая некоторые психологические проблемы в общении со взрослыми женщинами (достаточно напомнить о его постоянных ожесточенных ссорах с сестрой, конфликтах с замужней племянницей и о крайне тягостных воспоминаниях о скандалах, которые его мать устраивала отцу), он подсознательно стремился в тот мир, где бы он ощущал состояние внутреннего эмоционального комфорта. Этот мир существовал прежде всего в сфере воображаемого. В реальной жизни ему психологически было удобнее пребывать в мужской среде. Кроме этого, общение с мужчинами его круга было значительно содержательнее в интеллектуальном плане, чем с женщинами аналогичного социального статуса, образованность которых в то время заметно уступала мужской. Однако стремление к однополым контактам в нем отнюдь не преобладало. Тогда почему же московский купец не пошел дорогой, проторенной миллионами разочарованных супругов, а побрел собственными извилистыми тропами?