Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. Антология

Что же касается моего собственного текста, то он всегда значил для меня очень много, прежде всего потому, что это была последняя моя статья, которую редактировал Ю. Л. Бессмертный, замечания и соображения которого я ценила выше всех прочих. Кроме того, именно с этого текста началась долгая история моего увлечения проблемами колдовства и его восприятия средневековыми интеллектуалами и обывателями388. Именно здесь я также впервые обратилась к истории Жанны д’ Арк — чтобы через 15 лет написать о ней целую книгу389. И единственное, о чем я думаю и о чем сожалею все эти годы, так это о том, что осенью 2000 г. я не успела рассказать Юрию Львовичу о своих будущих научных планах.

М. А. Бойцов Неутешный вдовец, или Тяжба со Смертью 390

Первого августа 1400 г. при родах скончалась некая Маргарета, супруга нотария городка Заац в Чешском королевстве. Это событие, само по себе безусловно прискорбное, тотчас же без следа кануло бы в Лету, не реши вдруг супруг покойной выразить свою тоску в весьма причудливой форме.

Ко времени смерти жены Йоханнес был уже далеко не юноша — судя по некоторым косвенным данным, его возраст то ли приближался к пятидесяти годам, то ли уже переступил этот рубеж. О жизни его нам мало что известно. Скорее всего, Йоханнес не был уроженцем Зааца. В одном письме он сам себя называет Йоханнесом из Тепля, правда, неясным остается, что именно связывало его с Теплем — городком на севере Чехии: родился ли в нем Йоханнес, учился ли он там в детстве или же, скажем, служил в годы молодости.

Образование Йоханнеса не ограничилось провинциальной городской школой — в Тепле или где бы то ни было еще. У него за плечами были годы учебы в университете, принесшие Йоханнесу в конце концов звание магистра. Легко догадаться, что изучал он право, но вот в каком университете — сказать трудно. Некоторые историки склонны видеть в нем выпускника не ближайшей, юной и самой доступной «Каролины» — Пражского университета, — а далекой и солидной Сорбонны. Где бы ни находилась его alma mater, ясно, что за обучение самому Йоханнесу или его семье пришлось заплатить немало, так что предположение о происхождении его из состоятельной верхушки какого-либо небольшого города напрашивается само собой. В роскоши Йоханнес, похоже, не купался, но его должность городского нотария должна была приносить приличный доход. Кроме того, власти Зааца разрешили ему вести собственную торговлю и предоставили особое право взимать небольшую пошлину с мясников на городском рынке. Одно время Йоханнес руководил в Зааце латинской школой — косвенное подтверждение того, что он не зря провел годы в университете и обзавелся немалой (по крайней мере по масштабам чешской провинции) ученостью.

Спустя 11 лет после кончины Маргареты Йоханнес покинет Заац и переберется не куда-нибудь, а в Прагу, где станет городским писцом в Новом Месте, купит себе участок земли и дом. Вряд ли такая перемена жизненных обстоятельств была бы возможна, не пользуйся Йоханнес определенной известностью за пределами Зааца, а главное, не располагай он полезными связями в столице. Как раз то самое письмо, в котором Йоханнес назвал свою «родину», он отправил земляку — Петеру из Тепля, — очевидно, другу, как раз недавно ставшему пражанином. Возможно, что земляческая близость сыграла какую-то роль и при переезде Йоханнеса в главный город королевства.

Жизнь в Праге тех лет трудно назвать спокойной: хотя в 1412 г. Ян Гус и был изгнан из города, число его сторонников день ото дня росло, попытки продажи папских индульгенций вызывали серьезные волнения, и все предвещало приближение по-настоящему грозных событий. Какой политической партии в этих условиях симпатизировал Йоханнес — остается не ясным уже хотя бы потому, что мы не знаем наверняка, был ли он по рождению немцем или чехом. Впрочем, вряд ли он испытывал особую симпатию к гусизму: во-первых, в новоместской ратуше, куда Йоханнеса приняли на службу, господствовали «консерваторы» — иначе бы гуситское восстание 1419 г. не началось с дефенестрации коншелов именно Нового Места. Во-вторых, Йоханнес называет «нашим негибким языком»391 немецкий, так что даже если он и чех по национальности, то предстает настолько германизированным в культурном плане, что вряд ли мог испытывать глубокое сочувствие к патриотическим лозунгам радикалов, собиравшихся вокруг Яна Гуса. Наконец, в-третьих, Йоханнес в одном месте сетует: «…все вещи перевернулись: заднее вышло вперед, а переднее ушло назад, низшее пошло в гору, а высшее спускается вниз, и очень много народа злое превратили в правильное, а правильное — в злое»392, — но изрекать такого рода сентенции как раз тогда, когда в обществе явно зреет мятежный дух, свойственно скорее защитникам основ, нежели их ниспровергателям. Впрочем, до настоящего взрыва гуситской «революции», совершенно преобразившей Чехию, Йоханнесу дожить не довелось: он скончался примерно в 65-летнем возрасте между 1413и1415 гг.