Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. Антология

Вернемся теперь к конфликту с братом. К 1547 г. у Шарля родились уже трое детей, к тому же потребовались деньги для устройства будущего сестры Жанны-младшей. По словам Шарля Дюмулена, в том же году он сумел выделить ей в приданое 1400 ливров и обеспечить двум другим своим сестрам-монахиням по 25 ливров ежегодного пенсиона462. Первый акт отмены дарения был составлен 29 июня 1547 г., но из него не ясно, утратил ли уже Шарль Дюмулен надежду получить от брата фьефы, которые должны отойти в приданое сестре. Составив акт, Дюмулен отправил его в королевскую Канцелярию и 7 декабря 1547 г. получил высочайшее соизволение отменить свое дарение463. Однако письма, выданные в Канцелярии (будь то легитимизация детей, натурализация иностранцев, помилование или отмена сделанных прежде дарений), обретали законную силу лишь после того, как они регистрировались Парламентом, проверявшим соответствие королевской милости духу и букве закона. Эта процедура во французском праве называлась «enterinement». Вот на этом этапе Шарля ждал неприятный сюрприз. Ведь документов на владение искомым Миньо он предъявить не смог — хитроумный Ферри заранее отобрал их у него «под ложным предлогом»464. Это было первое важное упущение. Кроме того, если мы сопоставим дату составления акта с датой его регистрации в Шатле (7 января 1550 г.), то обнаружим грубое нарушение предписаний ордонанса Виллер-Коттре, требовавшего произвести это в четырехмесячный срок. Следовательно, к моменту рассмотрения дела в Парламенте отмена дарения формально оставалась незаконной.

Но ахиллесовой пятой акта Дюмулена оказалось другое обстоятельство. Составляя свой первый акт, он явно намеревался воспользоваться законом «si unquam», восходящим к императору Константину. Согласно ему, дарения подлежали отмене в случае рождения родных и законных детей465 (поэтому Дюмулен подчеркивал именно это качество своих детей, чего обычно не делалось в прочих актах, зарегистрированных в Шатле). Но Дюмулен не упомянул, что в 1535 г. то же самое дарение сеньории Миньо было подтверждено им по случаю свадьбы его брата Ферри. А это уже в корне меняло дело. Имущество, переданное в связи с заключением брака, пользовалось особой защитой кутюмного права, и кому как не Дюмулену — лучшему толкователю кутюмов — было это знать. Пожалуй, оценка, данная Дюмулену Николя Луазелем в «Диалоге об адвокатах Парижского парламента», была справедливой: «самый ученый из юрисконсультов был в то же время весьма слабым и неумелым адвокатом»466.

Вот мнение младшего современника Дюмулена и признанного авторитета в вопросах судебной практики Жана Папона об этом деле. «Адвокат Парламента, превосходящий всех своими знаниями, передал все свое имущество своему брату по брачному контракту… затем поменял мнение и раскаялся в совершении дарственной. Он стал искать возможности отменить акт. Ему посоветовали жениться, что он и сделал, заведя детей. [Папон остался глух к автопоэтическим усилиям Дюмулена.] Его вышеназванный брат выдвинул в противовес весьма важные причины, указав, что вышеназванный Дюмулен объявил во всеуслышание о своем желании даровать все свое имущество брату, дабы достойно его женить… И что, веря этим словам, он нашел женщину467, на которой и женился, и без данного обещания свадьба никогда бы не состоялась, и что исходя из этой щедрости он выделил солидный дуэр468 своей супруге. И что отмена дарения была бы обманом и непростительным мошенничеством, свершенным по отношению к браку, являющемуся делом чести, таинством и божественным установлением»469.