Даже если не принимать во внимание, что в законе «si unquam»
речь шла о вольноотпущенных, все равно его действие в данном случае весьма спорно. В нем говорилось об отмене только «простых дарений» («pures et simples» — вспомним уточнение Дюмулена во втором акте), а вовсе не тех, что были сделаны в вознаграждение за заслуги либо с целью отметить какое-либо событие. По всей видимости, сопротивление Ферри было хорошо продумано. Он возбудил встречный иск по поводу растраты материнского наследства Шарлем Дюмуленом, потребовал отчета об опеке за период своего несовершеннолетия, отрицал наличие каких-либо устных договоренностей. Помимо самого мэтра Ферри, против признания отмены дарения выступил с иском и влиятельный советник Парламента Николя Юро. После смерти Маргариты Майар, жены Ферри, он был назначен опекуном его несовершеннолетних детей и защищал в суде их интересы, поскольку сеньория Миньо как дуэр покойной матери принадлежала именно детям. После ряда судебных заседаний весны — лета 1548 г. Шарль решает изменить свою тактику. Не отказываясь от апелляции к закону «si unquam», он обращается к более эффективному и более эффектному закону Юстиниана, согласно которому дарения могут отменяться в том случае, если одариваемый проявляет неблагодарность: угрожает жизни дарителя, порочит его честь или отказывается выполнить записанные или устные обязательства, взятые на себя при получении дара. Все признаки неблагодарности были подчеркнуты во втором акте Дюмулена (7 августа 1548 г.), даже угроза для жизни и здоровья — ведь происки неблагодарного Ферри вызвали у автора «отчаяние и меланхолию».Дело, однако, растянулось на годы. Встречные иски сторон следовали один за другим, специальные заседания рассматривали апелляции, все это стоило больших денег. Генеральный прокурор (31 декабря 1549 г.) попытался предложить «нулевой вариант», то есть решить существо дела без дознания по поводу дополнительных взаимных исков сторон. Но и после этого стороны не успокоились. Ферри делал теперь упор на какие-то тонкости в процедуре оммажа, принесенного им за сеньорию Миньо, Шарль наконец сподобился зарегистрировать свои акты в Шатле — словом, разбирательство было далеко от завершения. В этом не было ничего удивительного — тяжбы в Парламенте могли идти десятилетиями, и судебные издержки сплошь и рядом поглощали большую часть стоимости оспариваемого имущества.
И все же процесс этот был необычным. Шарль Дюмулен сумел придать ему максимально публичный характер, еще до вынесения приговора превратив свое дело в юридический казус. Помимо аргументов, основанных на римском праве, подчеркивающих максимальную свободу субъекта, приоритет его волеизъявления или намерений, публике предлагалось оценить дело с позиций морали, учесть неблагодарность Ферри, оттененную высокими достоинствами и общественными заслугами Шарля. Именно тогда, на рубеже 40-х и 50-х гг., выходят первые издания его трактатов о дарениях: комментарии к «Советам Александра» и иные труды, где он в предисловии или в основном тексте делал достоянием гласности свою семейную коллизию.
Все это не могло косвенно не воздействовать на Парламент. Были у Дюмулена недруги и завистники, но мнение покровителей было сильнее. Его авторитет как правоведа был как никогда высок. И как
никогда силен был королевский фавор. Обратим внимание на текст привилегии, выданной Дюмулену для издания его новых сочинений 1 февраля 1552 г. В середине века текст издательских привилегий еще не устоялся, и форма их могла быть вполне произвольной. Но документ, выданный Дюмулену, выделяется даже на этом пестром фоне. Я почти уверен, что «заготовку» для этого текста писал сам адвокат, уж больно походит он на все сочинения и акты этого юриста, содержа пространное перечисление всех его заслуг470. Но помимо его комментариев к некоторым провинциальным кутюмам, двух трактатов о дарениях и о стиле Парламента, там указаны его сочинения о правах французской короны и комментарий к «Эдикту о малых датах».