Кельты. Мифология, сформировавшая наше сознание

Ирландцы предложили заключить мир и свергнуть Матолуха, передав власть над островом его маленькому сыну Гверну, который был наполовину бриттом. Они даже построили дом, достаточно большой, чтобы в нем мог разместиться великан (Бран так огромен, что никогда прежде не заходил в дома). Ирландцы хотели задобрить его, но на самом деле устроили засаду и повесили на столбах внутри дома сотню мешков, якобы с мукой, а на самом деле с вооруженными воинами. В этот момент появился Эвнисиен. Он ходил по дому, бросая «свирепые, злые взгляды». Заподозрив подвох, он убил всех спрятавшихся воинов, раздавив их головы прямо в мешках (в легенде есть отвратительное описание того, как он чувствует под пальцами мозги). Матолуха свергли с престола, и королем Ирландии стал малыш Гверн. Казалось бы, все наладилось, как вдруг Эвнисиен во время пира схватил Гверна и кинул его в огонь. Бранвен попыталась броситься в пламя вслед за сыном, но Бран удержал ее. Разразилась война. Но у ирландцев было преимущество — волшебный котел, с помощью которого они непрестанно оживляли своих мертвецов. Тогда Эвнисиен спрятался среди трупов ирландцев, а когда его кинули в котел, уперся ногами и руками в стенки и расколол его на части. При этом разбилось и его сердце, и он умер.

Томас Притерх, «Эвнисиен» (1910). Private collection

Лишь семь человек выжило после битвы, среди них Манавидан, брат Брана, Бранвен и Талиесин. Ирландия почти полностью обезлюдела. Сам Бран был смертельно ранен отравленным копьем, которое попало ему в ногу. Он приказал отрубить себе голову и привезти ее в Британию. Выжившие с трудом вернулись домой и высадились на острове Англси, где и произошел душераздирающий эпизод из начала главы: Бранвен обвинила себя во всем, что случилось, и умерла из-за разбитого сердца. В течение следующих семи лет выжившие оставались в Харлехе, общаясь с отрубленной, но живой головой Брана. Затем они перебрались в Гвэлс (возможно, речь идет об острове Грассхольм к юго-западу от Уэльса) и жили там еще восемьдесят лет, пребывая в состоянии безмятежной радости, а три таинственные птицы Рианнон пели им из-за моря. В конце концов один из них, Хейлин, сын Гвина, открыл дверь зала, выходящую на Корнуолл, и выжившие вспомнили о своем горе. Голова Брана приказала отнести ее на Гвинврин (Белый холм) в Лондоне — считается, что на этом месте теперь стоит лондонский Тауэр. Там его похоронили лицом в сторону Франции для магической защиты от вторжения. Ирландия обезлюдела, если не считать пяти беременных женщин, которые спрятались в пещере. Они родили пятерых сыновей, а затем детей от сыновей друг друга. Их дети начали вновь заселять Ирландию.

Это сказание — вторая из «Четырех ветвей Мабиноги», и нам важно понять, какое место она занимает в цикле, в чем ее смысл. Важно, что здесь мы встречаем новую семью, королевский клан Ллира (или Лира). (В современном валлийском языке слово пишется со знаком циркумфлекса Llŷr.)

Этимологически валлийское имя Ллир (Llyr) совпадает с именем знаменитого ирландского Лира (Lir), отца трех «детей Лира», которых ревнивая мачеха превратила в лебедей. Слова Ллир (Llyr) и Лир (Lir) означают «океан». Примерно век назад ученые-романтики пытались отыскать за ирландским и валлийским сказанием утерянный кельтский миф о детях местного морского бога. Сегодня реконструкции такого рода считаются весьма сомнительными, что само по себе наглядно демонстрирует то, как мы продвинулись в понимании средневековой кельтской литературы. В данном случае истории отличаются друг от друга по содержанию, а все сходные элементы связаны с влиянием христианских ученых раннесредневековой Ирландии и Уэльса, что подтверждают убедительные исторические доказательства. Читатели могут задаться вопросом: есть ли какая-либо связь между ирландским Лиром (Lir), валлийским Ллиром (Llyr) и шекспировским королем Лиром (Lear), еще одним персонажем, чьи дети трагически погибли. Если кратко, то Гальфрид Монмутский, у которого впервые встречается история короля Лира и трех его дочерей, мог заимствовать это имя из валлийских генеалогий в первой половине XII века. Затем оно через посредников попало к Шекспиру, но особой связи между валлийским и ирландским сказанием и историей, рассказанной Гальфридом, нет.