Войны, изъятие иностранной собственности, введение валютного контроля и таможенных пошлин ставили в межвоенный период компании, осуществлявшие международную деятельность, перед лицом многочисленных вызовов. И если до 1914 года менеджменту в первую очередь приходилось думать о том, как преодолеть географические расстояния, то впоследствии главным источником проблем стали правительства и их политика (Jones and Lubins-ki 2012). Это обстоятельство было парадоксальным. С точки зрения концепции CAGE[82]
, предложенной Гемаватом (Ghemawat 2001), продолжавшийся в межвоенный период прогресс технологий сокращал «географическое расстояние» между странами. Телефоны и автомобили вошли в массовое потребление, в особенности в Соединенных Штатах. Воздушный транспорт стал использоваться достаточно широко, несмотря на его дороговизну. Благодаря расцвету кинематографа и радио появлялась беспрецедентная возможность близко познакомиться с образом жизни – реальным или отраженным в искусстве – других стран, что способствовало дальнейшему обмену элементами культуры (Grazia 2005). Хотя благодаря технологиям людям становилось проще (по сравнению с прежними эпохами) путешествовать и знакомиться с жизнью друг друга, увиденное не всегда приходилось им по нраву. Национализм и расизм в межвоенный период расцвели пышным цветом. Применяя категории Гемавата, росло «административное расстояние», и в центре внимания правительств оказались деловые предприятия. По совокупности разнообразных причин правительства стремились воспрепятствовать деятельности иностранных компаний, а также миграции и притоку капитала из-за границы.Во время Первой мировой войны, в условиях конфискации имущества компаний вражеских государств, вопрос о национальной принадлежности фирм стал занимать важное место в политической повестке. Несмотря на риторику «космополитичности бизнеса», набравшую популярность в конце XX века, 1914 год положил конец эпохе, когда происхождение фирм не имело значения. Теперь и капитализм, и бизнес приобрели и поддерживали гораздо более четкую национальную идентичность (Jones 2006). Конфискация филиалов немецких компаний правительствами США, Великобритании и других стран-союзниц во время Первой мировой войны не только свела почти к нулю немецкие ПИИ, но и послужила сигналом об окончании эпохи, в которую иностранные компании могли вести деятельность в большинстве стран более или менее на тех же условиях, что и местные фирмы. Революция 1917 года в России лишила Францию и Бельгию двух третей совокупных иностранных инвестиций. После окончания боевых действий гостеприимство по отношению к иностранным фирмам не возобновилось. Хотя в ходе Первой мировой войны США превратились из крупнейшего мирового заемщика в крупнейшего нетто-кредитора, американский национализм только усилился. Это привело к введению серьезных ограничений на иностранные доли в морских перевозках, телекоммуникациях, добыче полезных ископаемых и других отраслях (Wilkins 2002, 2004). Для фирм, пересекавших национальные границы, уровень рисков возрос и закрепился на новой высоте.
Эти ограничения на деятельность иностранных фирм находились в русле критики неограниченного капитализма, которая рассматривается в других главах настоящего тома. Однако распространение подобных идей и вытекавшей из них политики не следует рассматривать как нечто исключительно внешнее по отношению к мировому капитализму. Выгоды от глобализации предшествовавшей эпохи, взятые в самом широком смысле, не могли быть распределены равномерно. Лучше всего этот тезис иллюстрируют концессии на добычу полезных ископаемых, которые колониальные режимы и разнообразные диктаторы предоставляли западным фирмам. Если взять нефтяную промышленность, то в 1920-е годы был предпринят ряд безуспешных попыток перезаключить соглашения об обширных концессиях, которые Иран выдал принадлежавшей Британии Англо-иранской нефтяной компании. В 1938 году Мексика успешно экспроприировала предприятия, ранее построенные по британским и американским концессиям (Bamberg 1994; Maurer 2011).
Глобальный капитализм достиг своего расцвета в условиях западного колониального владычества и стал ассоциироваться с политической и расовой несправедливостью, порождаемой подобными режимами. Так, в Индии межвоенного времени Ганди выступал не только против британского империализма, но и критиковал глобальный капитализм в целом. Как видел альтернативу Ганди? Он критиковал фабричную текстильную промышленность и считал, что вместо нее нужно развивать деревни, облегчая тем самым нищету сельских жителей. Кроме того, он выступал за запрет отраслей, которые считал аморальными и вредными, например алкогольной промышленности, и предлагал превратить этические и религиозные ценности в руководящий принцип деловой жизни (Nanda 2003; Tripathi 2004).