В постколониальном мире глобальный капитализм был помещен в еще более тесные рамки. И в Африке, и в Азии иностранные фирмы подвергались ограничениям и экспроприации. Если перевалочные пункты и бывшие аванпосты колониализма (Сингапур, Гонконг и другие) достигали бурного экономического роста, сохраняя двери для транснациональных компаний открытыми, то их соседи – новые индустриальные страны (НИС) в лице Южной Кореи и Тайваня, – добивались не меньшего успеха, по примеру Японии накладывая ограничения на деятельность фирм с зарубежным капиталом. В 1970-е годы государства Ближнего Востока и некоторые другие экспроприировали иностранные активы, вследствие чего западные фирмы лишились значительной части собственности на природные ресурсы. В 1970 году во владении семи главных западных нефтяных компаний находилось 69 % мировых запасов сырой нефти. К 1979 году эта доля упала до 24 %. К 1980 году две трети мировых инвестиций многонациональных компаний уже размещалось в странах Западной Европы и Северной Америки. Одна только Великобритания потребляла больше прямых иностранных инвестиций, чем вся Африка и Азия, вместе взятые. Вне западного мира потоки ПИИ достигали громадного уровня концентрации. Что касается Азии, Китай не получал ПИИ, а Япония и Индия получали их в ничтожном объеме. Большая часть инвестиций доставалась горстке государств, расположенных в Юго-Восточной Азии, где такие фирмы, как Intel, стали размещать сборочные производства, требовавшие дешевого труда, сохраняя операции с более высокой добавленной стоимостью в развитых странах (Jones 2005a).
Политика активного вмешательства в экономику и им-портозамещения, преобладавшая в большей части незападного мира в 1950-1980-е годы, подверглась широкой (и справедливой) критике за тот негативный эффект, который она оказывала на экономический рост и производительность, а также за порождаемую ею коррупцию. Поэтому тем более удивительно, что именно в эти десятилетия на свет появились многие незападные многонациональные компании. Благодаря протекционизму – и при условии хорошего управления – местные фирмы в обрабатывающей промышленности и сфере услуг могли достичь нужного масштаба деятельности на своем внутреннем рынке. Компания Cemex, занимающая сегодня третье место в мире по выпуску цемента, была основана в Мексике в 1906 году и, развиваясь в условиях протекционизма, медленно превратилась сначала в игрока регионального уровня, а затем, в 1970-е годы, и международного. После того как IBM и другие американские компьютерные компании покинули Индию в 1970-е годы, на которые пришелся пик государственного вмешательства в экономику и протекционизма, в отрасли услуг программного обеспечения освободилось место для индийских фирм, таких как Tata Consulting Services. Они заложили основу для успешного развития в Индии аутсорсинга в сфере разработки программного обеспечения (Athreye 2005; Tripathi 2004).
Кроме того, сталкиваясь с угрозой полного исчезновения, глобальный бизнес часто предпочитал изменить свои формы, и эта эластичность стала его ключевой чертой. Несмотря на потерю огромной доли собственности на природные ресурсы западными компаниями, особенно в ходе 1970-х годов, они по-прежнему управляли торговлей сырьевыми товарами и сохраняли господствующее положение в других видах деятельности с высокой добавленной стоимостью. Мировая торговля сырьем все больше сосредоточивалась в руках гигантских торговых фирм, таких как Cargill, которая занималась торговлей зерном и была крупнейшей частной компанией в Соединенных Штатах (Broehl 1992, 1998). Потеряв контроль над нефтяными месторождениями во множестве стран, крупные интегрированные нефтяные компании сохраняли рычаги управления перерабатывающими заводами, танкерами и инфраструктурой доставки грузов. Ключевую роль в глобальной экономике стали играть новые виды независимых торговых компаний. Торговый дом Marc Rich, основанный в 1974 году, к 1980 году достиг выручки в 15 млрд долларов. Процветание ему принесла торговля нефтью, благодаря которой он стал крупнейшей в мире независимой компанией отрасли (Ammann 2009; Амманн 2018).