Кембриджская история капитализма. Том 2. Распространение капитализма: 1848 — наши дни

Неудивительно, что принципиальными сторонниками нового порядка, и на международном, и на национальном уровне, снова оказывались его бенефициары. Международные финансовые, торговые и промышленные круги смогли извлечь выгоду из сложившейся обстановки, в целом благоприятствовавшей глобальному перемещению товаров, капитала и людей. В большинстве стран сформировался консенсус по поводу экономической науки. Этот консенсус ставил на первое место международные связи, даже если при этом нужно было поступиться некоторыми внутренними интересами. В рамках этого консенсуса государства брали на себя обязательство поддерживать золотой стандарт, чтить право собственности представителей другой страны, принимать активное участие в международной торговле и в большинстве случаев – открыть границы для людских потоков. В развитых странах Европы и Северной Америки этот консенсус разделяло большинство экономических и политических лидеров, равно как и значительная часть средних классов и даже часть рабочих, особенно те из них, кто добывал средства к существованию благодаря международной торговле и иностранным инвестициям[156]. Во многих случаях организованное рабочее движение Европы оказывало прямую поддержку либерализации внешней торговли – отчасти потому, что она снижала цены на продовольствие, отчасти потому, что она расширяла доступ продуктов их труда на иностранные рынки, но прежде всего потому, что она вела к постоянному повышению их реальной заработной платы[157].

В более бедных регионах мира – Латинской Америке, отдельных частях Азии и в Средиземноморье – ортодоксальный консенсус в основном разделяла узкая прослойка элиты. Кроме того, в этих странах консенсус не содержал твердого принципа либерализации внешней торговли: в Северной и Южной Америке многие ведущие бизнесмены не были против промышленного протекционизма, даже если при этом они, как правило, отдавали предпочтение золотому стандарту и поддерживали тесные коммерческие и финансовые связи с Европой. В любом случае эти элиты, мыслившие интернационально, как правило, жестко контролировали политический и экономический порядок своих стран. Если при этом из низов общества доносилось недовольство – чаще это происходило, когда свои внешние обязательства государства оплачивали за счет лишенных права голоса, – то его либо игнорировали, либо жестко подавляли.

Тем не менее в конце XIX – начале XX века в большинстве стран мира установилось беспримерное единство мнений среди экономической и политической элиты. Почти все ее представители признавали, что международные связи представляют большую ценность и что нациям разумно и желательно привести экономическую политику во взаимное соответствие, чтобы укрепить свою связь с международным хозяйством. Отсюда вытекало, что временами придется идти на трудные меры жесткой экономии, наперекор ропщущему населению. Конечно, когда у них не оставалось иного выбора, даже самые интернационально мыслящие представители правящих кругов могли пойти на отказ от золотого стандарта, как это не раз доказывали правительства южноевропейских и латиноамериканских государств. Однако цель оставалась прежней: насколько возможно полнее участвовать в глобальном торговом, финансовом и денежном порядке, руководимом Британией. И чаще всего эти усилия приносили плоды. Об этом свидетельствует хотя бы то, что в начале XX века все нации со сколько-то серьезным экономическим весом, за исключением Китая и Персии, входили в золотой стандарт.

Этатистская альтернатива

Хотя большая часть стран действительно признала и постаралась перенять британскую модель неограниченного капитализма, следует отметить, что в тот же период возник и альтернативный путь, который в дальнейшем сыграл огромную историческую роль и в некоторых случаях повлек за собой отрицательные последствия. Это был путь индустриализации под руководством или влиянием государства, а в предельном случае – путь государственного капитализма. Консервативные лидеры видели, какие огромные преимущества (и не в последнюю очередь военные) дает индустриализация, однако опасались социальных потрясений, которые она, по всей видимости, неизбежно вызывала. В итоге многие из них решали взять на себя руководство процессом индустриализации, и, поскольку в их распоряжении имелся сильный государственный аппарат, у них была такая возможность.