Эти фашистские движения нового типа принесли с фронта культ мужской силы и авторитарные методы руководства. Они питали фанатичную ненависть к социализму и коммунизму, провозглашали своей целью славу и военные победы для своей нации. По этой причине они часто выступали за жесткую автаркию в экономической политике. Фашизм предлагал простой и на первый взгляд эффективный способ облегчить послевоенные тяготы крестьянства и среднего класса. Вместо демократической распущенности – установить жесткое и иерархичное руководство, возродить патриархальные устои, сломать хребет профсоюзам, устранить угрозу импорта, спасти традиционное сельское хозяйство, вернуть нации ее гордость и, если потребуется, силой захватить нужные источники сырья. В хаосе первых послевоенных лет подобные лозунги завоевали громадную популярность, и в 1922 году в Италии фашисты действительно пришли с ними к власти. Затем, в середине 1920-х годов, с некоторым возобновлением роста и торговли, поддержка этих движений пошла на убыль. Однако после того, как в 1929 году мир опустился в пучину депрессии, они не только вернули себе массовые симпатии, но и получили поддержку элит.
Хотя фашистские движения действовали повсеместно – они возникли даже в Великобритании и Соединенных Штатах, – установления «тоталитарного» режима правления они добились лишь в небольшом числе стран, в первую очередь в Италии, Германии, Испании и Японии. Изначально только в Германии фашизм смог добиться существенной поддержки на выборах. Но, как только фашисты оказывались у власти и демонстрировали значимые достижения в области внешней и экономической политики, они приобретали множество верных сторонников среди населения, в тех, кто получал от фашизма прямую выгоду – крестьянства, традиционных средних классов и военных.
Особенный интерес представляет Германия. Мы знаем, или по крайней мере можем с большой уверенностью предположить, какие группы населения поддерживали фашизм, а точнее, его не поддерживали, исходя из результатов выборов (в той степени, которой можно было говорить об их честности и прозрачности). И на национальном уровне, и на уровне отдельных избирательных округов католическое население и рабочий класс сохраняли практически полную невосприимчивость к призывам фашистов. По мере ухудшения экономических условий многие из тех, кто раньше подавал голоса за социалистов, переметнулись к коммунистам и в очень небольшой мере – к фашистам. Немцы католического исповедания под давлением своего духовенства сохраняли твердую лояльность традиционной Партии Центра. С другой стороны, число голосов за нацистов росло практически в полном соответствии со снижением популярности либеральных партий среднего класса, прежде всего, праволиберальной Немецкой народной партии (ННП) Штреземана и леволиберальной Немецкой демократической партии (НДП) Ратенау[173]
. Кроме того, ближе к развязке истории Веймарской республики фашизм, по-видимому, перетянул к себе около половины голосов тех, кто традиционно выбирал монархистов (Немецкую национальную народную партию, которую активно поддерживал газетный магнат Гугенберг), а также завоевал часть голосов ранее не ходивших на выборы. Однако эти сегменты электората не сыграли никакой роли по сравнению с огромной армией бывших либеральных избирателей, переметнувшихся к нацистам. Именно это «предательство либералов» заставило Сеймура Мартина Липсета дать фашизму характеристику, до некоторой степени вводящую в заблуждение, а именно назвать его «экстремизмом центра»[174]. Насколько можно судить, в других странах наиболее сильную поддержку фашизму оказывали сторонники традиционных правых, правда, в основном те из них, кто принадлежал к среднему классу.Являлись ли фашисты сторонниками или противниками капитализма? Хотя они были однозначно против «еврейского капитализма» (и отбирали у евреев собственность), они с готовностью сотрудничали с любой крупной промышленной фирмой или трестом, особенно если речь шла об отрасли, которая играла жизненно важную роль в их планах по территориальной экспансии и военной агрессии, – сталелитейной промышленности, самолетостроении, энергетике, химической промышленности и строительстве. В то же самое время фашистские режимы не долго думая прибирали к рукам те фирмы, владельцы которых сопротивлялись их планам или исполняли их без должного рвения; зачастую в тех секторах, которые они считали особенно важными для себя, они учреждали государственные предприятия. Но, что самое главное, они отвергли капиталистическую ортодоксию, требовавшую свободы международной торговли, и готовы были на все ради экономической автаркии, даже если для этого нужно было подвергнуть голоду миллионы людей или уничтожить их более «гуманными» методами[175]
. Кроме того, в погоне за своим антимодернистским образом будущего, фашисты старались, насколько возможно, исключить из рядов промышленной рабочей силы значимую часть населения – в особенности женщин и крестьян, – несмотря на потенциальное снижение эффективности производства в случае войны.