Соотношение сравнительных преимуществ не оставалось в неизменном виде. На протяжении второй половины XX века технологии распространялись за пределы индустриального центра. Увеличение доли занятых в обрабатывающей промышленности на периферии, которое описывает модель международной торговли Кругмана – Венейблса (Krugman and Venables 1995), изменило переговорные позиции рабочих внутри отдельных стран и на международном уровне. Перемещение обрабатывающей промышленности из старого центра глобальной экономики привело к снижению профсоюзного активизма в Европе и Северной Америке (см. табл. 13.1). Это заставило укоренившееся рабочее движение этих стран искать новые методы защиты зарплат, условий труда и социальных гарантий. Что касается стран с формирующейся экономикой, то там успех рабочего движения зависел от внутренней обстановки, в частности силы социальных групп, выступавших за расширение политического представительства. Развитие демократии, однако, не было чем-то независимым от наличия или отсутствия сил глобализации (López-C6rdova and Meissner 2008). В этом-то и суть. Если рабочее движение повсюду слабо, это вовсе не гарантирует успеха для глобального капитализма. Возрастающее неравенство может обратить неохотное согласие рабочих с капитализмом в открытый конфликт с непредсказуемыми для всей системы последствиями.
Я буду отталкиваться от той хронологии событий, составлявших процесс распространения капитализма по земному шару, которую дают во вводной главе к настоящему тому Кевин О’Рурк и Джеффри Дж. Уильямсон. Кроме того, я буду опираться на описание интеллектуальной генеалогиии тех групп, которые в итоге влились в рабочее движение, данное Жосе Луишем Кардозу в гл. 18 первого тома и Джеффри Фриденом и Рональдом Роговски в гл. 12 настоящего тома. Хотя я пользуюсь широким определением рабочего движения, которое включает формальные организации и неформальные группы давления на национальном и международном уровне, свое внимание я ограничу организованным рабочим движением и рабочими партиями, поскольку эту часть движения легче отследить и она чаще всего коррелирует с остальными составляющими. Первая волна глобализации оставила неизгладимый след на отношениях труда и капитала, сохранявшийся более столетия. Прежде чем перейти к межвоенному периоду и недавней эпохе глобализации, я уделю этому раннему периоду особое внимание.
Рабочее движение в старом свете в эпоху первой глобализации
Горнилом рабочего движения в эпоху современного капитализма стала фабрика. Пролетарии бросили вызов долгому рабочему дню, нездоровым условиям фабричного труда, жалкому и часто непредсказуемому заработку, а также желанию работодателей увольнять и замещать сотрудников по своему усмотрению. На пике индустриализации, на ее родине (в Великобритании) переговорная позиция рабочих была слабой, правовой статус профсоюзов оставался неопределенным, а доход распределялся в пользу капиталистов (Allen 2009). На первоначальном этапе рабочие организации стояли в принципиальной оппозиции к капитализму, питаясь воспоминаниями о «моральной экономике»[191]
, в рамках которой они получали честное вознаграждение за честный труд. Хотя в течение полувека, отделявшего закат чартизма (1848) от основания Лейбористской партии (1900), новые поколения британских рабочих сохраняли враждебность к капитализму и идею иной организации общества и экономики, они все же не отвергали коллективных переговоров с работодателями и избирательного бюллетеня. При этом они же неявно признавали фундаментальные основы капитализма. Параллельно такого же рода преобразования совершались и на континенте. Правда, о прекращении боевых действий открыто не объявлялось. Время от времени по Европе прокатывались волны забастовок или вооруженные восстания, такие как восстание Парижской коммуны 1871 года. Эти события делали более широкое рабочее движение в глазах его противников серьезной силой. Элитам приходилось считаться с угрозой социальных потрясений и признать официальное рабочее движение, предоставив место его представителям в политической сфере (Acemoglu and Robinson 2012; Аджемоглу и Робинсон 2016).